Б.В. Сазонов

СУБЪЕКТЫ РАЗВИТИЯ

В СИСТЕМАХ ТЕРРИТОРИАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ[1]

В статье обсуждается проблема субъекта развития общественной сферы, или, более развернуто, проблема множественности субъектов управления процессами развития в общественных сферах. В этой формулировке соединяются три направления моей предшествующей работы, вместе позволяя, как мне кажется, лучше понимать и осваивать механизмы современной социальной динамики. Первое – анализ, критика и трансформация проектировочной деятельности с позиции внешнего исследователя, которые шли одновременно с освоением проектного подхода в качестве элемента моей собственной методологии. Главным эмпирическим материалом служила достаточно частная область, а именно, градостроительное проектирование общественных инфраструктур, которое по традиции, идущей от начала ХХ века и далее уходящей в глубь веков, часто трактовалось и как социальное проектирование (конструирование в другой терминологии). Второе – сопоставительный анализ инновационных процессов на Западе и в Советском Союзе с целью поиска социальных механизмов повышения эффективности инноваций в нашей стране. Третье, связанное с задачами демократизации процессов управления в общественных системах, – анализ и формирование управления как полисубъектной структуры, действующей на основе программных методов.

Важно отметить, что перечисленные работы велись с позиций Московского Методологического Кружка, для которого категория развития была одной из ведущих: Кружок был нацелен на конструктивное, развивающее (а не только научно-аналитическое) отношение как к своим объектам, будь то наука, инженерия, проектирование, так и собственной методологической деятельности. Принципиальным шагом в развитии самого ММК явилось создание Организационно-деятельностных игр, которые втягивали в процессы проектирования и программирования не только членов Кружка, а и широкий круг участников игр, предоставляя им возможности и инструменты для того, чтобы выйти в управленческую позицию по отношению как к игровым процессами (в терминологии данной работы – стать субъектами развития игры), так и внеигровой действительности.

Мне кажется, что объединение перечисленных направлений интересно не только для автора, который на протяжении длительного времени занимался одним и тем же с разных сторон, а в конце концов это осознал (вспомним пресловутое различение объекта и предмета исследования). Скорее процессы, в которые был включен автор, имеют разные источники и все более сходятся сегодня, в числе других формируя не имеющий исторических аналогов механизм общественного развития. Другими словами, представляется, что уникальный складывающийся потенциал общественного развития нельзя актуализировать без понимания и освоения в том числе этих процессов, взятых в определенном теоретическом и практическом единстве.

В задачу данной статьи не входит, естественно, построение единого предметно-теоретического пространства на базе синтеза всех наработанных результатов. Будет сделан в эту сторону лишь первый шаг – выдвинута в качестве стержневой проблема субъектов общественного развития, постановка и разрешение которой использует те или иные из этих результатов по мере надобности. Начнем с инновационных механизмов, которые, возникнув относительно недавно, по крайней много позднее проектных, ассимилируют этот и многие другие развивающие механизмы и служат для них стимулом развития.

1. Социальные субъекты инноваций. Технологии субъективации в общественной сфере.

1.1. Соревнование двух систем: поэлементное совершенствование в конвейерной организации производства contra инновационная политика фирм на рынке.

Интерес к инновационной тематике возник у меня в конце семидесятых годов в связи с переходом во ВНИИСИ АН СССР (теперешний ИСА РАН), где она начиналась незадолго до того под руководством Н.И. Лапина (параллельно исследованиями инноватики занялись эстонские коллеги). Одним из результатов моей работы стало понимание того, что инновационный способ развития, созданный в рамках конкурентной рыночной экономики в послевоенное время, в принципе не может быть реципиирован советской «конвейерной» системой производства, способной лишь к «поэлементному совершенствованию» и экстенсивному производству нововведений, что советская система уже потерпела поражение в соревновании, и вопросом было лишь то, каким образом будет разлагаться это потерявшее жизнеспособность тело. Но здесь же был отмечен феномен появления специфических субъектов развития, выходящих за границы отведенной им роли в структурах поэлементного совершенствования. Рассмотрим это подробнее (см. также [1], [2]).

Начиная с конца двадцатых годов в Советском Союзе в рамках административного прямого (планового) управления в стране была создана мощная, в свое время относительно эффективная, но крайне инерционная технико-технологическая система конвейерного производства с “поэлементным” совершенствованием как основным механизмом социально-экономического развития. Ее складывание происходило тогда, когда не стоял вопрос — что производить. Важно было произвести известные виды продукции, обеспечив потребности страны в целом, населения, а также самой производственной системы. Надо было дать вооружение - армии, “ситчику - комсомолкам”, 100 тысяч тракторов - деревне, чтобы она пошла за новой властью, определенное количество миллионов киловатт-часов электроэнергии, которое, наряду с советской властью, обеспечит победу коммунизма, и т. д. Причем надлежало сделать это быстро, экономно и эффективно, демонстрируя новые принципы хозяйствования, не растрачивая лишних усилий, сбалансировав все элементы производственных циклов. Почему-то аналитики советской экономики не отмечают тот кардинальный факт, что создатели советской системы в качестве идеальной модели всего народного хозяйства приняли схему заводского конвейера с его идеальной — с технической точки зрения — организацией труда: “изделие” разбивается на части (элементы), и отдельные “заготовительные” цеха изготавливают их, с тем чтобы собрать затем целое. Конвейер — прекрасно проектируемая социально-техническая система, выражающая идеал прямого управления и с точки зрения производительности труда (до сих пор!) очень эффективная. (Капиталистическое производства в целом, живя законом рынка, а не производства сложной технической системы, оставалось — на взгляд советских управленцев прямого типа — во власти стихии.) В нашей стране тотальной плановой экономики стало возможным построить всю систему производства по конвейерной идеальной схеме, разбив весь вещный мир на отдельные изделия и его элементы, а затем обеспечив их производство и сборку.

Что касается поступательного развития в конвейерной системе, то оно возможно за счет двух механизмов (если не считать постановки на старый конвейер принципиально новой модели, что тем труднее, чем масштабнее выпускаемое изделие; если таким “изделием” служит вся национальная продукция, то задача обновления становится неразрешимой). Во-первых, можно совершенствовать каждый элемент, но только в той мере, в какой он не будет требовать изменения соседних элементов и тем более крупных блоков системы: можно совершенствовать карбюраторный двигатель, но совсем иное дело заменить его на дизель, поскольку это потребует перестройки определенной конвейерной подсистемы. Производство каждого достаточно крупного элемента в конвейерной системе обрастает своим научно-инженерным обслуживанием, но сути это не меняет: система совершенствуется в пределах элемента; все, что требует переделки соседних элементов (кстати, совершенствуемых рядом, параллельно по своим программам), оказывается “радикальным” нововведением, крайне трудно реализуемым. (В нашей стране сложилось специфическое представление о радикальном новшестве — это не то, что открывает принципиально новые области деятельности, как принято в остальном мире, а то что пытается и не может сломать сложившуюся организационно-техническую систему, “не в силах преодолеть ведомственные барьеры”.) Во-вторых, радикальное в обычном смысле слова новшество все же может появиться экстенсивным путем — когда рядом со старыми конвейерными линиями сборки сооружаются новые линии и новых заготовительные цехи (так создавались ракеты, ядерное оружие и т. п. “изделия”). Подобный способ роста предполагает определенную открытость системы, возможность черпать откуда-то ресурсы на создание новых конвейерных “ниток”. Реально ресурсы черпались из других областей хозяйства — деревни, социальных, гражданских технических инфраструктур.

До определенного момента система поэлементного производства и совершенствования с экстенсивными способами создания новшеств может не только конкурировать с рыночной системой, но даже местами обходить ее, поскольку все же это механизм развития, а не воспроизводства старого, к тому же способный принудительно концентрировать усилия всей системы на отдельных частях, перераспределять ресурсы в их пользу. Эксплуатируя эту способность наша страна явилась пионером программно-целевых методов. Более того, именно у нас складываются крупные системы “индустриальных исследований” – прежде всего под уникальные изделия, которые создаются и развиваются в ситуации глобальной, прежде всего военной конкуренции, не считаясь с материальными и человеческими затратами, без учета того, чем все это обернется для экономики страны. Но именно такие механизмы позволили стране выиграть Великую Отечественную войну. Понятно, что принуждение всех видов (включая лагерное) в качестве способа перераспределения человеческого ресурса является нормальным для данной системы.

Но социалистическая принудительно-распределительная система прямого управления, с ее частичными улучшениями и самоуничтожением собственных частей ради решения приоритетных задач, не может выдержать конкуренции с таким новым рыночным “взрывным” механизмом развития, каким стало инновационное поведение свободных производителей, поддержанное системой государственного регулирования и финансирования. С системой, в которой множество самых разных субъектов экономической по ближайшим целям и социально-экономической по реальному содержанию деятельности объединены одной стратегией — создавать новое, и, при всей их разнородности и конкурентности, работают, по сути дела, друг на друга. (Я не обсуждаю насколько неизбежна стадия инновационной экономики в контексте мирового развития, есть ли ей альтернативы, в чем ее общественные издержки и возможные катастрофические последствия. Сейчас речь идет лишь об итогах конкуренции между этой экономической организацией и тем, что было создано за десятилетия в нашей стране.)

С этой точки зрения перестройка в нашей стране была неизбежна. Начало ее не столько в том, что советская система изжила себя — она в принципе могла существовать сколь угодно долго, даже уничтожая своих членов (непосредственно или через разрушение среды их обитания). Ее неадекватность проявилась вовне, в межстрановом сравнении как целого в военной и экономической областях. Именно поэтому перестройка исходно носила “верхушечный” характер, осуществлялась теми, кто отвечал за внешнюю политику страны и не мог не видеть исчерпанности ресурсов конкуренции с развитыми странами. При этом она не могла не быть революционной, ибо предполагала слом базисных отношений за счет активности надстройки. Наиболее уязвимое место — отсутствие нужной энергии у этой надстройки в силу того, что система не оставила готовых субъектов деятельности, последовательно превращая своих членов в рядовых исполнителей.

Несколько слов в пояснение специфики инновационных механизмов, которые стали ведущими в послевоенной экономике западного мира (а сегодня становятся таковыми в России), поскольку в советской литературе – при активном и небескорыстном участии лидеров советской экономики – по этому поводу сложилось много легенд. Одна из легенд гласит, что “естественно-исторической” особенностью ХХ века стал «научно-технический прогресс», и специфическая советская экономика, также как и рыночная, способна к нему приобщиться – надо только постараться.

Простая истина состоит в том, что сам по себе XX в. не обладает никакими естественными особенностями по части науки и техники, а так называемый НТП является вполне искусственным образованием — сознательной инновационной стратегией поведения передовых фирм в условиях нынешней рыночной конкуренции. Экономический смысл этой стратегии в огрубленной схеме таков. Противостоя тенденции снижения нормы прибыли (обусловленной относительным ростом основной части капитала ввиду повышения технической оснащенности рабочего места, ростом затрат прошлого труда), фирмы вынуждены расширять объемы производства, продаж и прибыли, увеличивать производительность труда, снижая тем самым фондоемкость продукции, ускорять оборачиваемость капитала. На перенасыщенном рынке это оказалось возможным сделать, с одной стороны, постоянно создавая новые потребности покупателей, выбрасывая на рынок качественно новые товары и услуги, а с другой — модернизируя и революционизируя технологию их производства. Нужда в постоянных продуктных и технологических инноваций удовлетворяется за счет включения науки и инженерии в систему деятельности фирм, в жесткой ориентации их на ускорение инновационных процессов. Наука, техника и производство, ориентированное на рынок и поставившее во главу угла маркетинг, слились — при ведущей роли последнего — в единую порождающую и использующую инновации машину. (Объединение в интересах рынка научных и инженерных исследований получило название системы “индустриальных исследований” (Industrial Research, IR).)

Внешне это выглядит как стремительно обновляемая для потребителя продукция, невиданный ранее рост ее разнообразия, поразительно короткие сроки выполнения сложных заказов и т. п. Для фирм это означает отказ от жестких и инерционных организационных и технологических структур, создание рисковых фирм и рисковых капиталов, диверсификацию производства, сочетание крупных структур и малых фирм, переобучение кадров, переход на наукоемкие производства и т. д.

Инновационное поведение фирм на рынке может управляться с государственного уровня — за счет финансирования, госзаказа, поощрительного налогообложения, тарифной политики, правовой и организационной поддержки. Но управлять можно лишь тем, что движется: малопродуктивно крутить руль стоящего автомобиля, еще менее — если в нем отсутствует двигатель, и совсем бессмысленны манипуляции с его макетом. Какие бы усилия ни предпринимали советские руководящие и плановые органы по отношению к отечественным предприятиям, научным и проектно-конструкторским организациям ради ускорения мифического научно-технического прогресса, все они оказывались бессмысленными, поскольку главное действующее лицо — советская фирма — не помышляли ни о каких инновациях, более того — не имели к этому никаких предпосылок. (Еще раз подчеркнем, что в оборонных областях, в многочисленных закрытых НПО дело обстояло иначе, ибо они находились в конкурентных отношениях с Западом. Этим объясняется сохраняющаяся до сих пор российская конкурентоспособность в ряде инженерно-производственных областей. Но – все это вне экономики прибыли, что подтверждается трудностями с конверсией этих предприятий, и вне заботы о самосохранении системы в целом.)

1.2. Субъекты инновационных процессов в производственных системах.

Тем не менее в советской экономике имели место инновационные процессы, которые пробивали “ведомственные” барьеры, выходили за рамки простого поэлементного совершенствования. Исследования показали, что инструментом во всех случаях выступал так называемый человеческий фактор – занявшие специфическую позицию в деятельности люди, которые были названы нами «субъектами деятельности».

Поясним первоначальный смысл этого понятия в сопоставлении с понятием социальной роли (в нашем исследовании анализировались социальные роли и субъекты деятельности в инновационных процессах). Социальная роль означает определенное функциональное место в структурах деятельности, которое занимают индивиды, осуществляя предписанные местом функции. Если рассматривать советскую научно-техническую подсистему в системе производства, то в ней были стандартные роли, на которые нормативно ложилась ответственность за научно-техническое развитие производства – конструкторы, технологи, проектировщики, руководители соответствующих подразделений. Однако вспомним, что система в целом допускала развитие лишь в рамках поэлементного совершенствования и, следовательно, накладывала соответствующие системные ограничения на эти роли. Тем не менее находились люди, которые в силу профессиональных интересов или же по причине того, что может быть названо социальным нонконформизмом выламывались за рамки системных ограничений, изобретали и выдумывали нечто такое, что не укладывалось в деятельность совершенствования. И тогда у них оставался выбор: либо отказаться от своего творчества, либо выйти за пределы своей социальной роли в надролевую рефлексивную позицию по отношению к исходным процессами и пытаться с ним что-то сделать, чтобы протолкнуть свое изобретение. Действия этих людей могли быть разными, начиная от использования личных связей, жалоб в высшие инстанции, включения чиновников в число авторов новшества, дачи взяток. Наиболее радикально настроенные пытались изменить механизмы самой машины, сделать ее более восприимчивой к любым нововведениям. Именно такие люди были названы субъектами развития в том или ином пространстве деятельности, а появление таких субъектов было поименовано субъективацией процессов деятельности.

В соответствии с таким понятием можно сказать, что в советской экономике «государство» (в лице своих ролевых представителей) было единственным легальным субъектом, который выходил в рефлексивную позицию по отношению к целому, ставил новые задачи и инициировал новшества, тогда как все остальные участники деятельности выступали в качестве исполнителей, играя предписанные им социальные роли. Претензии других участников на субъективность были с этой точки зрения нарушением общей социальной нормы, а все “частные” инициативы, идущие помимо воли верховного субъекта, наказывались совершенно справедливо.

И в Западной модели инновационной организации экономической деятельности находятся подобные субъекты, занимающие места в инновационных фирмах-машинах и выпадающие со своими конкретными новаторскими проектами из фирменных программ работы. Запад смог ассимилировать таких новаторов с пользой для системы развития в целом за счет того, что избавил их от необходимости бороться с материнской фирмой и выделил в специфический подслой малого предпринимательства, обеспечив определенными государственными законами-гарантиями, банками рискового капитала, содействуя установлению гибких связей с крупным производителем (говорят об инновационных сетях, в которых органично сочетаются деятельность наиболее инновативных малых фирм и более консервативных крупных).

1.3. Инновационная экономика и ее субъекты в историческом контексте.

Выделение особых «антропоморфных» или социальных, в узком смысле слова, субъектов развития внутри и наряду с деятельностью институциональных производственно-экономических структур, так или иначе осуществляющих развитие, требует более внимательного понятийного отношения к затронутым реалиям, понимания той общей ситуации, в которой появились и действуют такие субъекты, в частности, меняя эту ситуацию.

Институциализация развития – установка на таковое как на постоянный управляемый процесс (в противоположность регулярным, пусть даже массовым изменениям, связанными с решением финальных задач) обычно связывается с капиталистической экономической формации. Однако в ней необходимо различать исторические стадии с тем, чтобы специфицировать именно начавшуюся инновационную эпоху с ее механизмами инновационного развития – не лишено оснований утверждение, что развитие как управляемый процесс появляется только здесь[2]. Становление капитализма связывают с установкой на неограниченный рост производственного капитала, которая решалась за счет роста рыночного производства и роста рынков. Именно роста, т.е. без установки на постоянные изменения продукции или технологий как факторов роста. То, что мы сегодня называем новшествами, рождалось вне экономики капитала по заказам властвующей элиты в связи с ее военными и ролевыми потребностями. Профессиональная же поддержка таких новшеств, будь то технических или иных, обеспечивалась сферой образования (так, инженерного) и других общественно признанных внеэкономических институтов (та же наука). Внеэкономическая область являлась своеобразным инновационным инкубатором, и новшества попадали в сферу экономики лишь созрев до определенного уровня. (Фактически, такая экономическая многоукладность в той или иной степени сохраняется и сегодня.) Профессиональные роли, связанные с созданием новшеств – речь прежде всего идет об инженерных профессиях, а далее и о научных, первоначально кооптировались капиталистическим производством ради поддержания реципиированных новшеств, а не развития производства как смены производства предшествующего новшества в пользу последующего. Развитие в форме совершенствования изделия и технологий было, фактически, магистральным путем развития-роста, оставаясь при этом побочным следствием экономического воспроизводства. Спорадические инновации имели внеэкономические источники.

Акцентируясь на капиталистической составляющей и называя всю эту систему капиталистической, теоретики-экономисты вплоть до последнего времени справедливо говорят об экономическом росте, а не о развитии. При этом в системе как целом присутствует развитие (в противоположность экстенсивному росту под этим мы, в соответствии с топическим употреблением, понимает качественные изменения). Парадокс заключается в том, что экономическая система в целом как машина обладает, как мы видели, механизмами развития, но в ней нет «специализированных» субъектов развития, либо же они имеют внеэкономическую природу. Установка на системные сдвиги и развитие, сначала в форме финалистских моделей, а затем перманентных механизмов, складывается в социальной сфере в виде социально-философских концепций, претворяемых в политико-правовой действительности. Апофеозом социально-философских усилий явился победивший в России марксизм. Любопытно, что апеллируя в свое оправдание к естественным законам развития общества, он обратился именно к экономическим процессам, но не напрямую, а в превращенной политэкономической форме[3].

Экономика развития возникает в связи появлением таких экономических субъектов развития, какими выступили инновационно ориентированные производственно-экономические фирмы. Качественные изменения своей продукции и рынка становятся прямыми целями в работе этих фирм. С точки зрения внутреннего строения такая фирма является инновационной машиной, которая ассимилировала профессии, способные генерировать новшества, и выстроила отношения между ними по схеме Industrial Research. На рынке же, осуществляя маркетинговую политику как часть инновационной, фирма выступает субъектом развития, вставая над рынком, над потребительским спросом и пытаясь управлять ими, менять в свою пользу.

После этого замечания вернемся к нашему первоначальному представлению о субъективации в инновационных процессах и о появлении социальных (т.е. не машинных) субъектов развития, теперь уже на фоне более широкого исторического полотна.

Прежде всего, претензия участников экономических процессов на роль субъектов инновации стала возможной только в рамках определенной общественной (читай, государственной) идеологии. На Западе государство, признав политику инновационных фирм общественно значимой и стратегической в межгосударственной конкурентной борьбе (далеко не только экономической) создало механизмы поддержки тех, кто шел дальше программ отдельных фирм, работая в них или приходя со стороны, из сферы образования и науки. В частности, была создана разветвленная система поддержки малого бизнеса. В Советском Союзе, где, по сути, привилегированные инновационные фирмы решали задачи одного субъекта – государства и заведомо выпадали из тощей экономической модели социализма, а остальные работали по принципу совершенствования, тем не менее была воспринята идеология инновационного развития – в виде идеи всеобъемлющего научно-технического прогресса и преимуществ социализма в его осуществлении. Вписывание в эту, пусть идеологизированную, но все же институциональную форму позволило появиться инноваторам, субъектам инновационных процессов в экономике вне становления инновационной экономики (дала им право просить, требовать, действовать)[4].

Итак, на Западе субъектом инновационной деятельности в экономическом пространстве выступали прежде всего фирмы, а затем уже отдельные инноваторы, не вписывающиеся или не вписанные в маркетинговую стратегию фирмы, но при этом и те и другие легко адаптировались динамичными социально-экономическими структурами. В нашей стране легальным субъектом было государство, а вне реально действующего закона поэлементного совершенствования постоянно оказывались поддерживаемые идеологией частные инноваторы с новшествами, которые нарушают эти законы. Принципиальным было то, что даже целиком принадлежа к миру техники, такое новшество затрагивало в процессе реализации массу организационных моментов и выдвигало на первый план не техническую, а организационную проблему. Если на Западе радикальным считалось нововведение, которое существенным образом меняло потребительское поведение, то у нас радикальным было то, что упиралось в организационные препоны на пути реализации и требовало организационной трансформации. Существенно, что организационная перестройка могла затеваться не только под отдельное новшество, но открывать возможность для осуществления дальнейших нововведений, и в этом смысле имела воспроизводственное значение.

Благодаря этому у советского исследователя предмет «инновации в производственной сфере» нераздельно переплетался с предметом «организационное развитие». На Западе эти два предмета исследования были разведены, хотя влияние инновационной политики фирм на их организацию и поведение в среде несомненно – именно в русле этой политики сформировалась система Industrial Research и все те грандиозные перестройки, которые проходят под маркой маркетинга. И сегодня организационные изменения в hi-tech фирмах происходят прежде всего ради повышения инновационной активности на рынках. Тем не менее, на Западе теория маркетинга и тория инноваций были разведены как разные, и анализ жизненных циклов новшеств в собственно производственно-экономической подсистеме инновационно ориентированной фирмой идет параллельно исследованию инновационной политики фирмы на рынке[5]. В советской экономической системе не могла появится теория маркетинга, а имеющая отношение к реальной практике теория инноваций неизбежно становилась частью теории организационного развития. (Экономические же теории научно-технического прогресса в социалистическом обществе оказывались пустой схоластикой.)

Думаю, что такое вынужденное «неклассическое» расширение инновационной теории, в которой на первое место выходят организационные проблемы и антропоморфный субъект, имеет свои преимущества и может быть сохранено в том или ином виде. Прежде всего потому, что развитые в инновационной теории понятия и походы могут использоваться применительно к неклассическим ситуациям, в частности, к инновациям во внепроизводственной, общественной сфере.

Дело в том, что инновационная перестройка сферы производства потянула за собой и всю общественную сферу, которая вынуждена принять новые правила игры – частично по мировоззренческим мотивам, частично подстраиваясь под изменяемый производством мир. При этом, по крайней мере для России справедливо, что проблемы так называемого «субъектного фактора» теперь уже в этой сфере занимают ключевое место. Причем прежде всего именно в виде проблемы. На поверхности лежит факт, что существует масса претендентов на самые разные, в том числе радикальные общественные инновации, которые общество отвергает вместе с инноваторами (не замечая, объявляя городскими сумасшедшими, преследуя особенно настырных радикалов), или же поддается им с непредсказуемыми последствиями (Великий Октябрь). Объясняют это в первом случае тем, что общество по необходимости консервативная система, ограничивающая «произвольное» (вопрос о критериях!) экспериментирование, а во втором – затмением умов и действием сил зла в обход обществу в случае печального исхода. Однако проблема, как мне кажется, находится в ином, а именно, подавляющее большинство участников публичной сферы не являются ее субъектами и, будучи втянутыми в процессы общественных трансформаций и инноваций в качестве «материала» и даже исполнителей, не могут в принципе влиять на эти процессы. Проблема, следовательно, не в том, что какие-то (публичные) субъекты не в силах реализовать имеющие общественную значимость инновации, а в том, что очень трудно стать публичным субъектом наряду с теми, кто по каким-то причинам получил этот статус. При этом не факт, что обладающие им действительно способны и стремятся выразить общественный интерес, в том числе проявить интересы тех, кто такого статуса не имеет, хотя и живет в этом обществе (проблема манипулирования).

1.4. Социальные субъекты развития в общественной сфере.

Анализ инновационных процессов в производственно-экономических системах показал, что в них достаточно естественно появляется антропоморфный субъект развития как особая позиция участника деятельности – его рефлексивного выхода над процессами кооперированной деятельности (в структуре которой он служит ролевым элементом и чьей институциональной функцией является развитие) с тем, чтобы менять ее в интересах как собственных, так и кооперированной деятельности в целом.

Но так вырисовывающаяся модель субъекта инновационной деятельности может быть распространена на многие другие организации процессов деятельности. Далее я постараюсь показать, что постановка и решение проблемы субъективации деятельности становятся неизбежными и для общественной, отличной от производственно-экономической сферы деятельности – если общественная сфера начинает жить по законам развития, реципиированным из построенной по инновационными принципам экономики. В этом случае мы будем говорить о субъектах развития в общественной сфере.

Поясним значение и остроту проблемы субъективации деятельности на материале процессов управления развитием общественной сферы в городах (шире, процессов территориального управления). В принципе, здесь можно найти случаи, проблемно идентичные тем, что имели и имеют место в производственной сфере, тем более, что развитие территории вполне может быть рассмотрено в качестве одного из производственных процессов. Действительно, за развитие территории отвечает, в частности, такая профессионально организованная область деятельности, как градостроительство, в которой развивающие функции возложены на архитекторов, проектировщиков, инженеров-конструкторов и тому подобное. Каждый из них может оказаться в ситуации, когда его творчество выходит за рамки институциональных обязанностей и перед ним встанет дилемма либо отказаться от идеи, либо начать подстраивать градостроительный институт под себя. (В свое время я оказался в таком положении и столкнулся со многими его коллизиями, плохо представляя себе институциональные механизмы своей сферы и способы субъектной деятельности[6].)

Тем не менее, более интересной представляется несколько иная постановка проблемы субъекта территориального развития, хотя, казалось бы, и менее органичная. Суть ее в том, что сегодня, когда в территориальном управлении появляются механизмы управления именно развитием, помимо территориальной власти субъектами развития могут, и как мне представляется, должны стать те, кто населяет территорию, но до сих пор не имел и имеет отношения не только к такой новации как процессы управления развитием, но вообще не вступал в какие-либо отношения с территорией как целым, т.е. в управленческое отношение. До сих пор население имеет весьма косвенное, если так можно сказать, отношение к собственной территории – лишь в рамках тотального потребительского отношения, господствующего на территории. «Население» как собирательный термин, под которым мы будем иметь ввиду и жителей, и различные коммерческие и некоммерческие организации, потребляет здания, технические и социальные инфраструктуры, земли, воздух, которые им предоставляет (в том числе передав в частную собственность) территориальная власть. Потребительские отношения характерны и между составляющими внутри населения: для каждой отдельной организаций жители и другие организации являются кадровым и обеспечивающим исходные материалы и спрос на готовую продукцию средством-ресурсом, а для жителей организации являются ресурсом жизнедеятельности[7]. И то же самое отношение к этому населению и среде его обитания имеет власть (вертикально интегрированная структура территориальная администрация), рассматривая их как налогооблагаемую базу, ресурс для легального, полулегального и вовсе нелегального решения публичных и личных задач, ресурс своего властного веса среди другой власти. (Верховная Советская власть рассматривала страну в целом в качестве своего ресурса при решении глобальных задач, начиная от мировой революции и заканчивая мировым господством, как ресурс политического влияния на мировой арене.) Потребительско-ресурсное отношение является вполне нормальным, особенно если «объекты потребления», о которых мы говорим, обладают собственной активностью, наделены достаточными правами по отношению к тем, кто их потребляет, и способны использовать остальных в качестве своего средства. Однако природная среда и в той или иной мере отдельные составляющие населения далеко не всегда в силах противостоять тотальной потребительской экспансии, и это должна, в принципе, отслеживать территориальная власть.

Задача сохранять и приумножать среду обитания и населения, соблюдать баланс интересов потребителей в ходе современной истории досталась территориальной власти в виде ее прав и ответственности[8]. Не рассматривая крайне интересных перипетий становления этой власти зафиксируем лишь, что в поле ее ответственности попали как уходящие во временную перспективу территориальные процессы, которые связаны прежде всего с проблемами распределения и перераспределения земельных ресурсов, так и не решаемыми одномоментно, точнее, имеющие перманентный характер процессы удовлетворения социальной справедливости. В этой мере задачи территориального управления (которые в принципе отличаются от задач потребительского плана, подобно тому как стрижка овцы отличается от ее выращивания) выступили как задачи управления территориальным ростом и территориальным совершенствованием, где территориальная администрация оказалась моно или монопольным субъектом и вынуждена была создать соответствующие инструменты и механизмы управления. (Интереснее всего рассматривать эти процессы на материале советской истории, в которой моносубъект претендовал на тотальность управленческой функции, доведя проблемы такого управления до предела – о чем ниже.)

Задачу управления развитием, прежде всего в качестве пришедшей извне и навязанной проблемы, территориальное управление вынуждено принять в связи со становлением инновационной экономики – экономики развития. Попробуем рассмотреть эту проблему именно через призму актуализации проблемы множественности субъектов территориального управления, привлекая в качестве исходной наметившуюся модель субъекта в инновационных процессах. Эту модель придется уточнить в свете двух существенных отличий территориальной ситуации. Во-первых, в случае с инновациями потенциальный субъект был уже (по роли) включен в те или иные процессы развития и выходил в рефлексивную позицию над собственным целым, оставаясь в собственном пространстве. Его претензии несли определенный профессиональный характер и в этой мере были основательны. Не то в территориальной ситуации, в которой пространство управления развитием безраздельно занимает территориальная власть, а все остальные обитатели территории находятся в каком-то ином пространстве (выше мы рассмотрели его как потребительское). Вхождение тех или иных населенческих групп в новое для них пространство чревато еще большими трудностями, нежели те, с которыми сталкивается субъект инновации. (Обратим внимание на то, что для понимания территориальной ситуации пришлось прибегнуть к новому термину, которого не было при обсуждении инновационной ситуации – «множество пространств деятельности», отличая пространство территориального управления, в котором находится территориальная власть, от пространства (разных пространств) деятельности других обитателей территории, в котором они в том числе способны выступать в качестве субъектов.) Во-вторых, если в инновационной ситуации субъект появился самостоятельно и был нами только опознан, то в территориальных делах проблема субъекта ставится не столько обитателями территории, сколько привносится со стороны – идеологами, социальными проектировщиками, социальными технологами (той ветвью этой критикуемой сегодня профессии, которая выступает с антиманипуляторских позиций). Аргументом может служить принцип демократизации, в том числе принцип демократизации территориального управления, что в условиях рынка звучит правдоподобнее демократизации управления в фирме. Другой тип обоснования совпадает с принципом «спасение утопающих – дело рук самих утопающих», ибо, в принципе, никто кроме обитателей территории не сможет лучше поставить и решить их проблемы. Для меня близка именно эта аргументация, которую я попытаюсь далее развернуть в программу субъективации общественной сферы, в основном обращаясь к деятельности управления территориальным развитием. Или, мягче, управления территориальной динамикой, а не, скажем, процессами функционирования, поскольку, как мне кажется, выполнять такую сложную эволюцию как становиться субъектом обитатель территории способен только ради изменения своего положения, а никак не ради абстрактного принципа демократизации.

Замечу, что субъективация деятельности отвечает принципам демократизации в обществе, но выходит за рамки представительной демократии, построенной на принципе выборности власти населением. Вряд ли есть необходимость доказывать неэффективность последней. Достаточно указать на то, что желающие принять участие в управлении стремятся стать самой властью, либо покупают ее за договорную цену. (Так называемое общественное самоуправление, в которые рвутся, как правило, политические маргиналы, не имеет ни задач развития, ни профессиональных средств для их постановки и решения.)

Последующие уточнения и намечаемые решения проблемы субъективации управления территориальным развитием, если мы принимаем именно такую установку, опираются на два типа работ. Первый связан с так называемыми Организационно-деятельностными играми (ОДИ), которые были созданы в рамках Московского Методологического Кружка. Как теперь можно оценить, ведущей игровой технологией была субъективации участников в пространстве игры. В ее основе лежали запуск процессов деятельности в пространстве игры и их развитие за счет процедур рефлексивного осознания – экспликации и формирования в процессах коллективной коммуникации – позиционной и мыслительной составляющих деятельности. В ходе этого участники получали возможность вставать в управленческую позицию к процессам на игре и игре в целом. Второй тип работы связан с организацией территориальных партнерств в Западной Европе. Термин «партнерства» получил за последнее время самое широкое хождение, превратившись в своеобразный символ политического прогрессизма, но оставаясь крайне расплывчатым. Территориальные партнерства как партнерства в области управления пусть небольшими, но территориальными улучшениями более осмысленны и технологически проработаны. Представляется, что соединение этих опытов может оказаться взаимно полезным и продуктивным для задачи субъективации управления территориальным развитием.

1.5. ОДИ как технология субъективации.

Процессы становления субъектов развития в Организационно-деятельностных играх (ОДИ) имеют длительную предысторию в Московском методологическом кружке. Возникнув как логический, ММК сделал коллективную организацию мыслительной работы ради развития мышления той отличительной чертой без которой нельзя понять его почти полувековую историю. При обсуждении тех или иных логических, а далее задач, относящихся к области методологии деятельности главным предметом кружковой коммуникации (организатором которой и жестким куратором был бессменный лидер Г.П. Щедровицкий) становились мыслительные средства постановки и решения задачи. Принципиальным моментом было то, что мыслительные средства рассматривались не абстрактно, но как принадлежащие той или иной позиции в деятельности.

Именно различение позиций с их мыслительными и иными средствами, организация групповой работы как многопозиционной с рефлексией и развитием этих средств позволяет говорить о том, что в кружке имела место коллективная организация мышления и деятельности, или иначе – коллективная мыследеятельность. Суть работы кружка с этой точки зрения есть не что иное как организация связки коммуникации, мышления и деятельности ради решения каких-то задач, а в методологическом плане – ради развития мышления и деятельности. Говоря о развитии деятельности надо выделить две составляющие: во-первых, как мы уже отметили, позицию участника деятельности, и, во-вторых, предмет деятельности, поначалу индивидуальный или групповой, но, далее, нуждающийся в институциализации в том случае, если ставить целью воспроизводство этой предметности. ОДИ, с этой точки зрения, демонстрируют уникальный механизм развития, который не относится к производственно-экономической сфере.

Вначале это была деятельность научного мышления (исследователя-ученого, методолога, проблематизатора, “рефлексуна” и иных позиционеров, которые множились в процессе обсуждения по мере сдвижек по предметным содержаниям). В дальнейшем это могли быть позиции программистов, проектировщиков, критиков (подобные позиции характеризовались как принадлежащие к различным типам деятельности или типодеятельностные) и иные, связанные не только с наукой, а и такими областями деятельности как дизайн, градостроительное проектирование и, далее, фактически любыми, институционально организованными и мыслительно оспособленными.(Как мы видим, это иная типология деятельности, нежели ее членение на сферы, такие как экономическая, социальная или культуры.)

Поскольку в данной статье нас интересует не история кружка, а его результаты, относящиеся к формированию и организации коллективной деятельности субъектов (некоторого пространства деятельности), то я обращаюсь к важному с этой точки зрения последнему периоду жизни кружка, связанному с проведением Организационно-деятельностных игр (смотри [4], [5]). Их принципиальное отличие от чисто кружковой работы состояло в том что если в первом случае коллективно мыслили и действовали профессионально подготовленные к этому члены кружка, то во втором случае на это могли выйти все участники игры, проходя соответствующую школу в течение 5-7-10 дней игрового периода.

Игра имеет свой управленческий слой, куда попадают методологи (по профессии и по позиции в игре) и игротехники групповой работы, на плечи которых ложится основная работа по выявлению (часто – выращиванию) позиций участников игры и отработке с ними – по мере возможности – мыслительных средств. Они также подготавливают, осуществляя аналитику предигровых ситуаций, сценарий игру, помещая ее в более широкий внеигровой контекст, разрабатывают программу игры, которая предоставляется ее участникам. По мере включения остальных участников в процесс игры им открывается возможность выйти в управленческий слой, а игра приобретает характер самоуправления, реализуемого множеством субъектов.

Процесс субъективации на игре включает в себя личностную динамику мышления и позиций каждого участника, которые оказываются теснейшим образом взаимосвязанными в ходе коллективной коммуникации и игровой деятельности. Мыслительная составляющая фокусируется на том, что на игре, в результате перманентной мыслительной рефлексии складываются различные понятийно-онтологические схемы и модели. (мышление, следовательно, признается в числе базовых характеристик субъектности.) В них участники – осознавая, артикулируя, предъявляя и развивая свои позиции, осмысляют различные ситуации деятельности, в том числе те, которые складываются на самой игре (деятельность “здесь и теперь” является важнейшей подлинной реальностью, на которой отрабатываются как позиционность, так и мышление), развертывают собственное видение проблем, строят решения в виде предложений, постановок задач для себя самих, собственных проектов и программ.

Относительно позиции, в частности, об ее отличии от роли, мы говорили выше, обсуждая появление субъекта в инновационных процессах. Теперь мы можем развить намеченное там понятие применительно к новому материалу (иначе, в дополнение к известной ролевой технологии организации деятельности добавить позиционную). Понятие “социальная роль” описывает и организует деятельность несубъектным образом, фиксируя определенное функциональное место в той или иной социальной структуре, рассматривая его как нормативный элемент в структуре, трактуя его машинообразно. Игра требует от участников позиционного самоопределения, т.е. выделения и построения тех или иных ситуаций как своих собственных, которые можно и нужно перестраивать в свете собственных оценок, целей, ценностей. И такое самоопределение всегда есть выход за стандартную социальную роль. (Позиционная заявка на то или иное новое социальное положение не является простой сдвижкой по роли, поскольку ведущими остаются установки на управление ситуацией в целом – с точки зрения заявленной позиции, и на личностное, в том числе профессиональное развитие ради того, чтобы ей соответствовать.) Появление множественности позиций в игре по-новому ставит задачу коммуникации между участниками и нахождения совместного решения сформулированных ими проблем совместной деятельности, поскольку формальная согласованность социальных ролей в социальных структурах не срабатывает. Реальное продвижение в данной ситуации происходит благодаря как позиционно-личностному развитию участников в установке на совместную деятельность, так и содержательной переинтерпретации наличной ситуации.

Совместная деятельность субъектов на игре осуществляется прежде всего в форме программирования, которое является одновременно оппозицией и дополнением к проектировочному типу деятельности. (Справедливо симметричное утверждение, что эффективное программирование может осуществляться только в полисубъектной структуре[9].) Проектирование нацелено на построение образа будущего объекта и, в своих лучших образцах, описывает пути построения такого объекта или, иначе, трансформации настоящего объекта в будущий. Финалистское по сути дела проектирование способно стать перманентным за счет того что образ объекта представлен в функциональных характеристиках, которые материализуются по-разному в разных пространственных и временных условиях, а также в зависимости от конкретных целей и ценностных представлений участников проектной деятельности (смотри [6]). Но в любом случае ведущим остается организация проектной деятельности вокруг определенного объекта-реальности и сводится к построению объекта-конструкции (мыслительной конструкции). Для программирования стержнем является сорганизация субъектов деятельности в общем пространстве деятельности, причем перманентность является существенным качеством этого процесса. По сути дела это организация развивающейся деятельности, где развивается кооперация участников и предмет кооперативной деятельности. Единицей программирования является проблематизация ситуации совместной деятельности, прорисовка общего пространства деятельности, выраженного в том числе в конструкции объекта совместной деятельности, нахождение совместных решений и их реализация (которая может быть и индивидуальной), а далее новая оценка измененной ситуации совместной деятельности, новая проблематизация и так далее. Носителями этой сложноорганизованной деятельности являются ее субъекты – те, кто выходят в рефлексивно-управленческую позицию по отношению к проблематизируемой ситуации, имеют доступ к ресурсам управления ее изменением (развитием) и осуществляют процедуры программирования в режиме самодеятельности, самоорганизации и самоуправления. (Субъекты программирования и выступают, следовательно, в качестве субъектов развития деятельности.) В ходе перманентного процесса программирования трансформируются первоначально образованные области практической деятельности (объекты-реальности), перепроблематизируются ситуации деятельности, формируются новые объекты-конструкции, в том числе представленные в виде проектов, обновляется состав участников-субъектов процессов программирования и происходит их позиционное и мыслительное развитие.

Выше я акцентировал взаимосвязанность процессов программирования и субъективации. Однако они не равнозначны. Без процедуры субъективации, т.е. определенного позиционного самоопределения участников, программирование не может начаться, либо же приобретает внешний, показушный характер (на игровом сленге говорят о ФДП – фиктивно-демонстративных продуктах). И если ставить вопрос о трансляции вне игры тех же способов программной организации коллективной деятельности, то прежде всего возникает вопрос о том, насколько воспроизводимы игровые процессы субъективации ее участников (насколько она коллективна по существу). Хотя, в принципе, речь может идти не только о трансляции данной игровой технологии, а и формировании вне игры каких-то других, функционально ей эквивалентных.

И все же при всех своих достоинствах игра имеет тот кардинальный недостаток что ее результаты растворяются по завершении. Главным образом это относиться именно к субъективации. Она создается в игре и сохраняется немногим более, чем длится игра. А, следовательно, теряют значение и результаты содержательного продвижения, в частности, созданные на игре проекты, не воспроизводятся вне игры коллективные мыслительные процессы, которые участникам рассматриваются, как правило, в качестве важнейшего и выдающегося итога. Нечто похожее имеет место и относительно программирования. В принципе, программирование может быть воспроизводимо и вне игры. (Другой вопрос, насколько качественным оно может быть без использования других игровых технологий, в частности, мыследеятельностных.) Но в любом случае условиями воспроизводства являются либо наличие сложившейся субъектной структуры, либо возможность создать такую структуру. Однако, как показывает мой опыт, для многих сфер деятельности, в том числе управления территориальным развитием, последнее было и остается крайне сложной проблемой. Вспоминая о том, что инновационная модель (парадигма, действительность) оказалась сегодня объемлющей для многих других, скажем по-другому: субъективация деятельности или формирование субъектов управления развитием (субъектов инноваций) сегодня само предполагает осуществление радикальной общественной инновации.

Тем интереснее мне было столкнуться с современным западным опытом формирования субъектов деятельности в рамках так называемых территориальных «партнерств». (Далее в основном я буду обращаться к наиболее интересному для меня британскому опыту, представленному в работах Джоан Эсби, общественного деятеля и исследователя, одного из лидеров SPARC (South Pembrokenshire Action for Rural Communities) [7]).Вообще-то вовлекают население в принятие планов территориального развития на Западе уже не один десяток лет. Однако до серьезной воспроизводимой социальной технологии, насколько я могу понять, это движение доросло лишь в последние годы. Далее я изложу свое понимание работы Д. Эсби, в чем-то модернизируя ее в свете своих интересов. Результатом я вижу продуктивный синтез двух до сих пор не пересекавшихся подходов, который может оказаться эффективным средством развития инновационных процессов как в общественной, так и в производственной сферах за счет технологизации субъективации деятельности.

1.6. Британский опыт создания «территориальных партнерств».

Как уже было сказано, я буду модернизировать этот опыт, кое-что оставляя без внимания, подчеркивая и переинтерпретируя значимые с точки зрения опыта ММК технологические приемы.

Инновационная составляющая Партнерств состоит главным образом в новых механизмах вовлечения населения в деятельность по территориальному планированию и реализации соответствующих планов. Проблематика партнерства развертывается прежде всего на материале сельских поселений. Предполагается, что без активного участия местного населения не удается добиться устойчивого, т.е. поддерживающего стабильность развития сельских сообществ (эта задача в целом может считаться инновационной, более того, порожденной инновационным движением, в котором появилось представление об устойчивом развитии как альтернативе хаоса нарастающего вала инноваций). Партнерства выступают высшей формой проявления гражданской энергии (Citizen Power) населения, которой предшествуют гражданский контроль и делегирование полномочий (демократии с ее выбираемыми органами власти). (Любопытно, что еще ниже в иерархии побуждений к гражданственности выделяется класс взаимодействия с населением, который называется “разговариванием” (Tokenism), куда попадают консультирование, информирование и “успокаивание” населения.) Партнерства выращиваются, это прежде всего согласие на совместную деятельность, за которым следуют параллельно идущие инициация процессов взаимодействия и создание организационной структуры, обеспечивающей воспроизводство этих процессов. Обратим особое внимание на требование создания и постоянного развития такой организации, ибо появление устойчивых и так или иначе формализуемых механизмов партнерства невозможно без закрепления процессов в определенной постоянно действующей организационной структуре.

Лидером построения партнерств выступают преследующие эти цели общественные организации (public organizations) типа SPARC, которые вовлекают в свою деятельность местную и выше стоящую администрацию, коммерческие и некоммерческие предприятия, исследователей, активистов и используют их организационные, финансовые, интеллектуальные ресурсы[10].

Фактически, речь идет о создании двухуровневой системы, в которой первоначально появляется верхний, управляющий уровень, в который попадают лидирующая общественная организация и втянутые ею перечисленные выше участники. Этот уровень оформляется как первая партнерская организационная структура. Одна из важнейших функций этой структуры - способствовать появлению выращенных при участии населения местных инициатив, ждать их и уметь использовать в контексте программирования местного территориального развития. (Авторы не употребляют специфически русского термина “субъекты деятельности”, не имеющего прямого английского аналога. Actor, по крайне мере, не является таковым. С этой точки зрения термин Partner и Partnership являются более точными и близкими, хотя и не исчерпывают всего содержания термина Субъект деятельности.) Результирующая объемлющая структура является развитием исходной, при этом на первый план выходят механизмы всеобщего участия. Важно, что в объемлющей структуре местное население – так или иначе соорганизованное - оказывается равноправным участником процессов управления. Управление превращается в самоуправление, причем не в его ущербной форме демократии делегирования полномочий, а в форме прямого участия населения.

До того как начнется формирование объемлющей структуры, начальный верхний управленческий уровень проводит определенные исследования локальной территории и развивает исходные концептуально-стратегические представления о возможных направлениях ее развития.

Втягивание населения в партнерство, или иначе, в участие на равных в управление территориальными изменениями, начинается с информирования населения о проведенных администрацией исследованиях и намеченных в результате стратегиях, а также с опросов жителей по поводу территориальных проблем и, далее, возможных направлениях решения этих проблем и развития территории. Для меня остается не проясненным, каким образом согласовываются эти две линии проблематизации и стратегического планирования. Хотя проскальзывает определенная “народническая” идеология, которая заключается в том, что формулируемые населением предложения и расставленные им приоритеты являются для организаторов “объективной” реальностью, которой надо следовать в последующей деятельности.

Важнейшим технологически отработанным этапом работы с населением является формирование системы “показателей” территориальной динамики. Показатели вначале определяются параметрически, т.е. в анкетном или ином опросе населения выделяются, суммируются и ранжируются стороны интересующей сферы местной жизнедеятельности. Затем определяются аналитические (фиксирующие наличное состояние) и целевые (идеальные, желаемые) количественные или какие-то иные, функционально эквивалентные им значения этих параметров. В данной процедуре решается несколько задач: определяется общее пространство интересов населения так как оно их видит, фактически происходит проблематизация ситуации благодаря обнаружению расхождения между наличными и желаемыми показателями, создается основание для разработки простых и очевидны планов деятельности населения. (Эту процедуру можно сравнить с тотальным нормативным планированием в советской экономике, которое подвергалось заслуженной критике. В противовес советскому опыту в данном случае показатели не носят универсального характера, а задаются ad hoc, имеют не столько нормативный, сколько ориентирующий характер, служат – как в момент своего создания, так и на последующих этапах - организационными реперами для тех, кто хочет сорганизоваться.)

Конечно, можно сказать что эта процедура по отношению ко всем решаемым задачам носит упрощенный характер, поскольку внешняя феноменология жизни скорее демонстрирует топики общественного сознания, нежели вскрывает глубинные социальные процессы, а расхождение показателей еще не есть проблема. Наука, вроде бы, делает это лучше. Это верно, но все же главная цель описываемой технологии, как мне представляется, это вывести население из внешнего положения по отношению к процессам управления территориальными изменениями, сделать его субъектом пространства территориальной деятельности. Важно не качество данных показателей, а сам факт их существования как организующих совместную деятельность реперов. Наука в этом взаимодействии может выступить в качестве одного из желательных партнеров.

Следующим этапом является определение и оценка ресурсов, необходимых для достижения системы желаемых показателей и разработка планов совместной деятельности. Очевидно что здесь также решается совокупность сложных задач. Прежде всего, происходит определенная формализация и организационное закрепление результатов процессов партнерской деятельности, в которых важная роль принадлежит населению. Оно действительно становится равноправным участником процессов территориального управления, ибо без доступа к ресурсам все разговоры о том, что население становится территориальным субъектом оказываются болтовней. Кроме того, само население создает себя в качестве уникального и высоко эффективного ресурса – по принуждению никакая власть этого сделать не в состоянии. Тем самым наглядно демонстрируется важнейший принцип деятельности: ресурс не есть нечто естественное, что можно только присвоить и распределить, но он постоянно создается самой деятельностью и в этом смысле не исчерпаем. Задача, следовательно, не сводится к распределению ранее созданных ресурсов, а предполагает порождение новых, и в этом отношении такая форма деятельности как партнерства являются уникальным инструментом.

Я не буду останавливаться на дальнейших, достаточно стандартных и очевидных по функции этапах деятельности партнерств, таких как закрепление планов за группами, отчетность групп, информирование всего населения о деятельности партнерств, мониторинг различных процессов. Ибо в первую очередь в британском опыте меня интересовали те технологические приемы, которые позволяют, как мне кажется, решить ряд проблем ММК в проведении ОДИ – проблем, связанных с закреплением порожденных в них процессов субъективации.

1.8. Совместимость британского и российского опытов

Эти две линии организации коллективной деятельности во многом близки и более того, могут эффективно дополнить друг друга.

Прежде всего относительно субъективации. Представляется, что “партнерства” есть не что иное как выход за привычные социальные роли для всех участников – как жителей, так и администрации и различных коммерческих и общественных территориальных структур. Это всегда личностный шаг навстречу друг друга, всегда коммуникация и появление нового содержания совместной деятельности, появление субъектов в пространстве территориальной деятельности (термин “субъект” здесь вполне уместен по отношению к партнерам), всегда процесс изменения как личностных позиций (и этот термин вполне применим к партнерам), так и содержания совместной деятельности. Партнерства для меня с этой точки зрения выступают в качестве эффективной формы выращивания территориальных субъектов.

Вопрос в том, насколько к территориальным партнерствам применим термин развитие. Предмет участия населения – последовательность не связанных, в принципе, между собой определенных финальных изменений на территории. Однако развитием территориального управления является само появление Партнерства в качестве воспроизводимого элемента.

Принципиально важным в процессах появления и устойчивого воспроизводства новоявленных территориальных субъектов является с моей точки зрения следующее. В отличие от методологического управленческого слоя в игре, который исчезает вместе с нею, в британском опыте на территории прежде всего формируется стационарная организационно-управленческая структура, исходное партнерство, которое: ожидает результатов партнерской деятельности со стороны населения, способно ассимилировать результаты такого партнерства, и, обладая реальными ресурсами, втягивает в себя население и других возможных партнеров, открывает им доступ к ресурсам, развивает тем самым подлинное территориальное самоуправление. В этом британские исследователи и общественные деятели значительно продвинули социальную технологию создания территориальных субъектов. Конечно, я рисую идеализированную картину, и на практике далеко не всегда такая организационно-управленческая структура сама является подлинным партнерством, а следовательно способна породить более широкое партнерство с участием населения. Возможно, что игровая практика одномоментной, но очень результативной субъективации участников может оказаться полезной в преодолении таких трудностей.

Думаю, что британский опыт формирования территориальных партнерств с участием населения может иметь более широкое применение и использован при создании партнерств управленческого верха и низа в других общественных сферах (без подобных технологий партнерства остаются, как это чаще всего и бывает, красивой политической фразой). Принципиальным остается создание и работа таких публичных оргструктур, в которые управленческий слой втягивает данный ему в качестве объекта человеческий материал, делегируя ему и творя вместе с ним совместный управленческий ресурс ради решения задач по изменению ситуации.

Переходя к ОДИ отмечу, что их главную способность – служить технологией решения тех или иных задач на каждом этапе развития территориальных партнерств, технологией, которая сочетает в себе несколько механизмов развития. При этом сильной стороной российского опыта, наряду с феноменом субъективации деятельности, является его мыслительная составляющая, напрямую увязанная с позиционностью участников и развитием этой позиционности. Развитие мышления участников и их содержательного видения общей ситуации в зависимости от их позиций, организация мыслительной коммуникации в ходе которой происходит развитие позиций и развитие общего содержания, фиксация результатов коллективного мышления в развернутых понятийных схемах и моделях, которые, с одной стороны, описывают ситуации сложившейся деятельности, а с другой выступают в качестве программ развития этих ситуаций – все это может оказаться значимым для британского опыта в разрешении его собственных проблем на пути построения территориальных партнерств.

Обсуждаемая технологическая связка способна не только вписаться в инновационные машины территориального развития (по мере их появления), но может служить источником формирования механизмов развития в территориальном управлении, в котором до сих пор преобладают процессы роста. Для общественной сферы эта технология развития интересна еще и тем, что не повторяет производственно-экономические инновационные технологии.

Далее изложена серия экспериментальных работ, в которых задача сделать население субъектом территории и сформировать полисубъектные механизмы управления территориальным развитием решается за счет попыток соединить ОДИ с технологией создания партнерств «власть – население». (Речь пойдет в основном о территориальных, а не каких-то иных партнерствах и субъектах, поскольку заказ на консультационную работу шел, за единственным исключением, со стороны территориальных администраций.) Экспериментальность работ имеет специфический оттенок. Для заказчика это было всегда экспериментом или инновацией вне зависимости от того, появлялось ли решение его проблемы впервые, или же происходил перенос уже имеющегося опыта. Для консультантов это было продолжением исследовательского эксперимента в той мере, в какой при решении практических задач осуществлялся – вместе со всеми участниками – поиск новых путей формирование субъектов управления с использованием игровых и партнерских методов и, соответственно, происходила экспериментальная апробация и развертывание понятия «полисубъект управления развитием». Использование данных методов упрощалось тем, что они были органичны поднимаемым территориальным проблемам. В трех случаях из пяти задачей консультирования была разработка стратегии развития малого города, еще в одном – активизация роли ведущей промышленной компании в жизни малого города и, наконец, в последнем случае речь шла о возможной роли молодежи в развитии опять же малого города. Привнесение экспериментальной составляющей в процесс консультирования кто-то сочтет, по аналогии с наукой, удовлетворением интересов консультантов за счет заказчика. Ссылаясь на опыт ОДИ замечу, что если методологически и игротехнически оспособленная команда организаторов не ставит в каждой игре перед собой определенные методологические и теоретические проблемы, то очень скоро ее деятельность вырождается в повторение найденных ранее штампов решений задач, в прокручивание определенного джентльменского игротехнического набора[11]. (Конечно, консультационная работа может развиваться, идя по пути накопления и передачи содержательного опыта – знания о том, как решаются проблемы заказчика в другом месте и передачи готовых решений. Но это уже другой тип деятельности, нежели ОДИ, которые нацелены на формирование механизмов (перманентных!) саморазвития участников. В этом смысле можно говорить, что ОДИ относятся в первую очередь к процессному консультированию, а передача готовых проектов может оказаться достаточно случайной и зависеть от предшествующего опыта организаторов игры.)

2. Город как инновационная система. Смена парадигмы в стратегическом планировании городов: от «целостности» к «точкам роста». Роль территориальных партнерств в новой модели управления городским развитием.

Общая установка консультантов при решении проблем консультируемых малых городов заключалась в том, чтобы в контексте «программ территориального развития» («развитие» во всех случаях звучало из уст Заказчика, хотя, конечно, он вкладывал в этот термин бытующий размытый смысл, не видя обсуждаемых нами проблем) сформировать такие партнерства администрации и населения, в которых те или иные составляющие населения (жители, организации бизнеса, общественные) становились бы субъектами процессов развития[12]. Для администрации и городского населения это была практическая задача, для консультантов она, кроме того, имела значительную методологическую и теоретическую составляющую, связанную с категориями территориального партнерства и субъекта территориального развития.

Реализация этой установки очень сильно зависела от принятой территориальными администрациями моделей управления и в том числе от того, насколько предлагаемые консультантами решения вписывались в эти модели. Вариантность моделей объясняется в первую очередь очередным историческим переломом: есть признаки того, что и в городском управлении начался отход от социалистических моделей управления, но до сих пор не ясно, куда оно движется и где находится сейчас. По крайней мере очевидно, что рыночные механизмы действуют (должны действовать) не только в производственных, а и в других городских сферах, заставляя трансформироваться и городское управление. В частности, последнее вынуждено жить в условиях межгородской конкуренции и использовать при этом схемы бизнеса. Поиск нового modus vivendi для администрации осложняется тем, что, оказывается, не существует какой-то одной универсальной и «правильной» модели городского управления в том обществе, к которому мы переходим (или, если угодно, которое мы должны заново построить).

Поэтому, приходя со своими установками на субъективацию процессов территориального управления и методами формирования субъектов территориального развития, мы должны хорошо представлять себе общие тенденции, которые сложились в нем к настоящему времени и, в частности, работают ли, и если работают то каким образом, механизмы управления развитием территории. Рассмотрим эти тенденции в общем виде (при этом каждый конкретный случай нуждается в дополнительном исследовании).

2.1. Различия в моделях, призванных решать стратегические задачи в городском управлении.

При всем разнообразии действующих, а тем более возможных моделей территориального управления попытаемся построить некую упорядочивающую шкалу, специфика которой состоит в следующем. На одном конце шкалы поместим стандартную унифицированную нормативную модель, действующую на последних этапах советского общественного устройства. Несмотря на то, что это нормативная, т.е. идеальная и не совпадающая с реальной практикой модель, она, все же, достаточно близка этой практике и прозрачна с точки зрения идеологии и теоретических представлений этого общества. (Вообще, советская система была предельно рационалистической, поскольку старалась противопоставить «хаосу естественных процессов» научно обоснованное искусство управления – тотального управления.) Эта модель представляет далеко не только исторический интерес, поскольку остались ее многочисленные следы в сегодняшней практике и теории городского управления. На другом конце шкалы поместим тоже идеальную модель, однако это идеальность другого рода – это, скорее, нормативно-теоретическое представление о том, каким должно быть городское управление, построенное на инновационных принципах.

А. Первая модель, в соответствии с которой строилась подавляющая часть советских планов развития городов, может быть названа составлением средне- и долгосрочных комплексных планов развития (по терминологии авторов, а с моей точки зрения – роста и совершенствования) территории на основе обобщенных нормативных показателей. Выразителем таких планов является Генеральный План города, претворяемый в совокупность Планов Детальной Планировки. Реалистичность такого планирования обусловлена тем, что государство является единственным и единым субъектом, который осуществляет как процесс планирования, так и обеспечивает все ресурсы реализации плана.

Суть такого планирования состоит в следующем. В части градообразующих отраслей закладывается создание новых и модернизация старых производственных предприятий, подсчитываются необходимые для этого государственные капитальные вложения, потребность в дополнительной рабочей силе и обеспечивающих ее отраслевых ресурсах (жилье, учреждениях образовательного, медицинского, торгово-бытового и иного обслуживания). Наряду с этим вся существующая обслуживающая инфраструктура (социальная и инженерная) анализируется на предмет соответствия нормативным показателям обеспеченности проживающего на территории населения. Эти показатели имели (и в той мере, в какой они сохранились, имеют) четкий отраслевой характер (отрасли образования, здравоохранения, производства различных групп продовольственных и промышленных товаров, бытового обслуживания и т.п.) и выражались в определенной количественной мере отраслевой продукции на душу, тысячу душ населения (коек, посадочных мест, метров площади, килограммов и штук реализованной продукции).

Даже в условиях социалистического хозяйствования, когда реализация таких планов обеспечивалась единой государственной системой, в состав которой входили материально-техническое снабжение, капитальное строительство и отраслевые учреждения по предоставлению (распределению) товаров и услуг, данная стратегия городского «развития» имела существенные изъяны.

Во-первых, отраслевая структура производства услуг не совпадает со структурой потребностей горожанина, поскольку последние, выражаясь административно-хозяйственным языком, имеют межотраслевой характер. Так, здоровье человека обеспечивается не только учреждениями здравоохранения, а зависит от многих факторов, связанных с образом жизни – качеством жилища, пищи, воды и воздуха, способом проведения досуга, культурно-образовательной подготовленностью к самоконтролю в этой области. (В социологии принято говорить, что такая производственно-отраслевая структура учреждений обслуживания не релевантна структуре социальных потребностей.) Отраслевые же интересы и следование усредненным отраслевым нормативам как наиболее простому – для администрации города – способу решения задач стратегического планирования в подавляющем большинстве случаев затрудняли поиск межотраслевых решений и делали территориальное управление социально и экономически неэффективным.

Во-вторых, взяв за исходную точку стратегии городского роста комплексный, объединяющий разнородные отрасли народного хозяйства план, пришлось конструировать жесткую концептуальную схему, которая способна объединить эти разнородные отрасли в пространстве города. На протяжении многих десятилетий такой схемой в нашей стране выступало микрорайонное устройство жилых территорий города, связанное с определенными принципами размещения социальной инфраструктуры. В первое десятилетие после Второй мировой войны эта схема получила глобальное признание в градостроительстве, однако подверглась резкой социологической критике и была отвергнута, сохранившись до сего времени лишь у нас. Не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что в основание микрорайонной концепции была положена модель сельской общины с замкнутой в определенном локусе системой социально-экономических связей. Идеализируя возникающие в таких общинах межличностные связи, взаимопомощь и т.п., авторы этой концепции проектировали жилую городскую среду и систему общественных инфраструктур как сумму таких общин. Если учесть, что по этим идеализированным единицам города рассортировывали максимум отраслевых учреждений обслуживания – с тем, чтобы укрепить общинные связи, и что эти учреждения к тому же социально нерелевантны, то понятно, какой социально-экономический хаос породило рациональное плановое управление. Цена этой ошибки велика – одноликие, «под копирку» громадные поселения, которые являются скорее скопищем посадов и слобод, нежели городами в современном смысле слова (особенно это относится к новым городам), неэффективная система городского общественного обслуживания, деформированные производственно-экономические и социальные городские связи. (Развернутую методологическую и теоретическую критику традиционной системы смотрите в [8].)

В принципе совершенно не обязательно, чтобы советская градостроительная практика покоилась на заведомо ошибочных – с точки зрения определенных научных представлений – концептуальных основаниях. Она могла воспринять и более современные подходы к пониманию городской жизнедеятельности. Так, она могла бы согласиться с той же функциональной системой организации общественной городской инфраструктуры и освоить методы перманентного проектирования (смотри [6]). Однако в любом случае был бы сохранен проектный подход, в котором профессионалы определяют главные черты будущей конструкции, в лучшем случае оставляя населению возможность влиять на незначимые, с точки зрения проектных принципов, детали (пресловутые бензоколонки, гаражи и песочницы во дворах). В этих структурах деятельности нет места «посторонним» субъектам. К счастью, жизнь горожанина не определяется тотально городскими властями и проектировщиками городской среды, и многое остается вне их компетенции. Но по большому счету этот факт не должен внушить оптимизма: есть серьезные основания полагать, что другие области деятельности построены на таких же принципах исключения из управления тех, кем управляют (открыто, в случае производственных структур, и косвенно, манипулируя публикой в публичных областях).

В. В отечественных рыночных условиях тотальный проектный подход во многом уже исчерпал свое значение – хотя по инерции продолжает использоваться городскими администрациями. Комплексное государственное (муниципальное) планирование капитального строительства производственных предприятий и учреждений обслуживания теряет смысл тогда, когда инвестиции в эти области осуществляются многими частыми лицами и компаниями исходя из их собственных интересов, а администрация является лишь одним из субъектов на рынке инвестиций. Не проходит жесткое предписание к размещению и профилю деятельности коммерческих учреждений обслуживания, работающих ради прибыли и, кстати, способных чутко и быстро реагировать на изменения спроса (понятно, что жесткое планирование на отдаленную перспективу не обладает такой гибкостью, а не ориентированные на прибыль государственные «конторы» не способны скорректировать просчеты плана, продолжая действовать в пределах предписанных функций). Претендующая на монополию схема организации городской жизнедеятельности становится сомнительной, когда появляется множество городских экономических субъектов и администрация фактически теряет возможность принимать многие единоличные решения, которые ранее были ее прерогативой.

В этой ситуации рамкой для стратегического планирования городского будущего становится правовое функциональное, строительное и ландшафтное зонирование. Суть его в том, что территория города разбивается на совокупность зон, для каждой их которых силами всех заинтересованных субъектов города определяется характер допустимой деятельности, а также накладываются ограничения на застройку и использование территорий, исходя из социально-экономических, экологических, архитектурно-ладшафтных и иных соображений. В результате создается местный нормативный акт – «Правила застройки и землепользования», который, в отличие от генплана, позволяет решать ряд важнейших задач: несет важную предварительную информация для инвестора, делает независимым от прихоти администрации владельца недвижимости при ее реконструкции и перефункционализации, а администрацию города освобождает от мелочной опеки над владельцем недвижимости, дает ей в руки инструмент для мониторинга градостроительной ситуации и правовые средства для борьбы с нарушителями на основании нормативного акта.

Обратим внимание на ряд моментов в свете занимающей нас темы. Важно, что публичными субъектами на территории (обратим внимание на терминологически незначительное, но важное по существу их отличие от субъектов территориального развития) становятся те, кто до того ими не был. В первую очередь это крупные игроки экономического пространства – владельцы большой недвижимости, производственных и иных структур, которые играют и будут играть существенную роль в инвестиционных процессах. Территориальными субъектами их делает то, они получают доступ к территориальным ресурсам, а также планированию своего будущего на территории, в ходе которого они, конечно, отслеживают собственные интересы, но делают это в публичной процедуре, учитывая интересы других участников и территории в целом. Эффективность деятельности таких субъектов для территории, должна, в принципе, отслеживать территориальная администрация законодательными, фискальными и иными мерами. Заметим, что крупные экономические субъекты и вне процедур правового зонирования территории участвуют в территориальном управлении, часто напрямую входя во власть или покупая ее решения. Непубличный характер такого участия приводит к тому, что каждый раз отслеживается сугубо частный интерес, в том числе неправовыми методами. Стремление подобных экономических субъектов в прямое вхождение в публичную власть порождает поток PR-кампаний. При этом чем более криминализирован такой субъект, тем чаще и шире он демонстрирует интерес к общетерриториальным делам, в основном в виде благотворительности, демонстрируя тем самым близкую сердцу электората патерналистскую модель территориальной власти.

Признавая большое влияние таких экономических субъектов на жизнь территории, легализируя это влияние и снимая с себя определенную часть ответственности за состояние дел на территории, администрация открывает для них большую свободу деятельности посредством механизмов правового зонирования территории. Но все же, получив такой мощный территориальный ресурс как свобода распоряжения в определенном локусе, экономические субъекты не становятся по необходимости субъектами территориального развития, чаще всего продолжая относиться к территории потребительски. Конечно, существуют способы, какими территориальная администрация может надавить на предприятие, и тому оказывается выгодным иметь хорошие отношения с этой администрацией. Однако не факт, что эти отношения выстраиваются в интересах именно территории, а не лиц в администрации – крупному экономическому субъекту, если, к тому же, он является относительным монополистом на территории, дешевле купить администратора, поставить своего человека, нежели заниматься несвойственными для него (как он полагает) проблемами городского развития.

Что касается жителей, то подавляющие его слои, не образуя крупных консолидированных игроков на инвестиционном рынке, не становятся территориальными субъектами в процессах правового зонирования территории. Для того чтобы стать ими, нужны иные процессы, где бы это становление было органичным.

С. Правовое зонирование, не предопределяя конкретных направлений городской динамики (в отличие от Генплана города), оставляет открытыми городские перспективы, пути и способы работы на территориях. Распространение идеологии и методов инновационной организации деятельности на такую общественную сферу как управление городским развитием формирует один из возможных способов. Суть его не в разработке некоторого долгосрочного нормативного проектного документа, а в программной организации совместной деятельности городских субъектов в рамках городского маркетинга и формирования стратегических точек городского роста.

Городской маркетинг в определенной мере является рыночным заместителем районной планировки: если в социалистической модели управления все поселения в плановом порядке наделялись функциональным назначением в общей структуре расселения и, в соответствии с этим, получали государственные ресурсы, то теперь каждому из них приходится самостоятельно бороться за инвестиции на высоко конкурентном рынке. Каждому приходится искать, точнее, формировать свою привлекательность среди предлагающих разнообразные услуги других городов и доказывать инвесторам, что именно он оправдает их ожидания. Важно, что городской маркетинг не останавливается на поиске того, что город может предложить возможным потребителям (к которым, в том числе, относятся жители города, которые вольны остаться или покинуть его, если город не удовлетворяет их запросы). Как и в том случае, когда маркетинговый подход берут на вооружение производственные структуры, городской маркетинг, в принципе, означает, что городская администрация и другие заинтересованные структуры принимают на себя обязательства критически пересмотреть организацию и качество сложившихся городских процессов, состояние городской среды и т.п. с точки зрения эффективного выполнения тех обязательств, в которых они расписались перед потенциальным инвестором, и, далее, радикально их улучшить.

С маркетинговым анализом перспектив города на инвестиционном рынке прямо связан поиск и формирование точек городского роста[13]. Точки роста в таком случае есть те направления деятельности, благодаря которым город может завоевать инвестиционный рынок в конкуренции с другими городами. Но очень важно, что это всегда живая, т.е. имеющая активных носителей деятельность, поддержав которую город получает в перспективе возможность не только совершенствовать начатое, а и «вытянуть» другие области городской жизнедеятельности. Иными словами, точка роста должна обладать значительным потенциалом экспансии на окружающие области городской жизни и служить для них фактором развития. В принципе, точки роста можно искать и поддерживать и вне стратегии городского маркетинга, но это правомерно только в том случае, когда у города хватает внутренних ресурсов на поддержание этого роста. Если же ресурсы нужно искать на стороне, на рынке инвестиций, то эти подходы неизбежно взаимозависимы – точка роста это то, что может привлечь интерес к городу и за счет чего он может получить дополнительные ресурсы. Принципиально, что точку роста нельзя запланировать, исходя из чисто теоретических соображений. Она должна в исходном пункте опираться на определенные слои населения, для которых соответствующая деятельность, ее цели и результаты имеют внутренний, личностный смысл. Технология развертывания точки роста и технологии городского маркетинга пересекаются: администрация города вместе с другими заинтересованными сторонами должна проанализировать готовность города к предлагаемым изменениями и, при необходимости, предпринять усилия для трансформации наличной ситуации в нужном направлении[14].

Обсуждаемые модели существенно различаются с точки зрения отношения к внешнему окружению города. Генплан города ограничен рамками административной территории (это план именно города), а внешнее окружение рассматривает с точки зрения реализации его градообразующих функций. (Анализ агломерационных связей был и остается побочной и сложной задачей в рамках такого планирования.) В стратегии развития по точкам роста именно внешняя среда чаще всего рассматривается в качестве предмета городской экспансии и внешние связи программируются с той же тщательностью, что и внутригородские процессы. В принципе, в этой модели организации деятельности каждый город не замыкается в своей территории и способен рассматривать весь мир в качестве ареала своего интереса и элемента собственной деятельности.

Обратим внимание на то, что стратегия развития по точкам роста избегает отмеченных выше трудностей «комплексного подхода». «Точка роста» не есть следствие законченной проектной концепции будущего города, но возникает как практическая задача по развитию уже идущей деятельности, а далее для обеспечения ее роста привлекается любой необходимый научно-аналитический и проектный инструментарий, не ограниченный жесткими рамками единственной предзаданной концепции. Иначе и значительно проще решается здесь и задача согласования деятельности различных ведомственных организаций. Точка роста является конкретной частной задачей, вокруг которой могут быть объединены конкретные ad hoc интересы отраслевых учреждений, и такой тип организации отличается от объединения в рамках реализации абстрактно сформулированных функций (типа «здоровье населения» или «воспитание молодежи»).

Точка роста означает объединение в процессах развития – объединение ресурсов, людей, организаций. И наиболее эффективным инструментом объединения вокруг точек роста может стать формирование разнообразных локальных партнерств. Значение партнерства в этом контексте состоит в том, что к уже идущим процессам деятельности подключаются новые члены, но не как исполнители, а как равноправные участники, которые имеют собственный личностный интерес, приносят дополнительные ресурсы и обнаруживают новые горизонты развития. Более того, процессы субъективации, как уже отмечалось, служат новым мощным стимулом, инициирующим переход к моделям развития.

Таким образом, установки и методы на субъективацию городского населения, в том числе посредством формирования партнерств «население – власть», оказываются синтонными перспективной модели развития городского управления, которая ассимилирует инновационные механизмы развития, такие как городской маркетинг и последующие за ним формирование точек городского роста и территориальных партнерств в качестве механизма реализации маркетинговых программ. Дело остается за малым – за реализацией этих установок и тенденций в практике городского управления.

Однако современные модели управления территориальным развитием не могут быть в приказном порядке внедрены в существующую практику управления, заменяя устаревшие части в этой глубоко эшелонированной громадной машине новыми. Вообще, должна ли идти речь о замене одного блока в этой машине – того, который отвечает за развитие, или же нужна более глубокая трансформация для того, чтобы сделать управление развитием более органичным и, одновременно, современным. Мой опыт склоняет меня ко второму ответу.

___ * ___

В этой статье я постоянно возвращаюсь к понятию развития – одному из самых расхожих и мифологизированных в социальной истории. Однако ревизия этой истории и этого понятия не являются для меня самоцелью, а важны в контексте проблемы субъективации деятельности – феномена, который воспроизводился в ММК, в частности, в созданных в Кружке Оргдеятельностных Играх. Этот феномен не укладывался в границы социально-психологической реальности (процессов и продуктов творческого, в том числе религиозного сознания), научного мышления (живущего на порождении и преодолении парадоксов знания), и становился социальным фактом, когда овладение собственной деятельностью в структуре коллективной деятельности оказывалось механизмом развития этой последней (развития в принятом нами смысле смысле, который подкреплен построенной на рефлексивных процедурах операционализацией).

Новая организация развития (заставляющая переоценить – по логике смены парадигм – традиционное понятие развития ) имеет совершенно иные источники. Тем не менее, эта организация, как мне представляется, может быть поддержана процессами субъективации, сходные с теми, которые имели место в ОДИ и, более того, дать им новую жизнь. Таким образом, связь субъектов деятельности и развития деятельности оказывается для меня главным предметом исследования.

И еще одно принципиальное замечание. Подобно тому, как в ОДИ развивается действительность мыследеятельности, а не чистая творческая или научная мысль, для меня важно довести исследование до менеджеральной практики (менеджеральной, поскольку по эмпирическому материалу организация развития осуществляется сегодня прежде всего в структурах управленческой деятельности). Еще более усиливая эмпирический характер работы отмечу, что ее основным материалом и прикладной целью служит территориальное, а еще уже, городское управление.

Применительно к этой прагматике может быть проинтерпретирован методологический тезис о том, что новые механизмы развития не есть просто эволюция старых, а парадигмальная смена, заставляющая взглянуть на традиционно относимое к развитию как на не-развитие. В прагматической версии он, в частности, звучит следующим образом: очень важно найти адекватное место проблеме и механизмам развития среди других, с которыми сталкивается управление, в том числе городское, поскольку, существует множество ситуаций, которые не имеют отношения к этой проблеме или же имеют косвенное отношение, будучи элементом других предметных конструкций.

Так например, отказ от социалистической системы и реставрацию капиталистической системы в нашей стране никак нельзя отнести к развитию и сформулировать в виде темы: «Развитие от социализма к капитализму в России на рубеже веков». Формационно это реставрация, перестройка, радикальная реконструкция или нечто в этом роде, но никак не развитие. (Что совершенно не исключает, с одной стороны, участия России в каких-то глобальных механизмах развития, а с другой – освоения механизмов развития многими «подсистемами» внутри такого пространства деятельности как Россия. Тема статьи – освоение таких механизмов городским управлением.)

Внутри городского управления громадный пласт работы может быть отнесен не к развитию, а к приведению дел к некоторому «нормальному» положению. Вопрос о том, откуда берется такая норма, как она действует и т.д. является отдельной темой. (Нормативы советского градостроительства были в том числе такой нормой, вопрос лишь в том, насколько она корректна по отношению к выдвигаемым задачами и насколько способна служить механизмами развития, о чем мы говорили ранее.) Уборка снега на улицах, газификация и электрификация домов сегодня являются нормой для российского города. Реализация таких норм само по себе не является развитием. Управление подобными процессами, которое приводит ситуацию к нормальному виду должно осуществляться по механизму «управления по сбоям» (анализа тех ошибочных решений, которые привели к этому ненормальному состоянию), а не целевому программированию. И еще надо найти, что и насколько хорошо в этих анализируемых процессах работает по механизму развития, что имело бы смысл делать в соответствии с механизмам развития и как сделать так, чтобы это действительно развивалось – оказалось способным к воспроизводству в структуре целого[15].

В этой же прагматической манере можно сформулировать еще одно положение. Несмотря на особую роль связки механизмов развития и его субъектов, ее значение не следует гипертрофировать и надо придерживаться принципа: «Все что может эффективно работать помимо механизмов развития – пусть работает!». Такая позиция, как мне представляется, позволяет вернуть смысл для ставшей сегодня расхожей категории развития, закрепляя за ней специфические технологии деятельности. Эта позиция объясняет также то, что в рамках темы статьи я не занимаюсь всеми и всяческими «проблемами развития города».

2.2. Проблема адекватности организационных структур городской администрации новым моделям управления территориальным развитием.

Сопоставляя различные модели перспективного управления городом (в модусе как роста, так и развития), мы работали, фактически, с определенными нормативными представлениями. Подобно любым другим нормативным положениям, они получены в результате схематизации некоторой практики (то же обобщение передового опыта или иные рефлексивные процессы) и пропущены через призу определенных теоретических построений. Институциализация задачи перспективного управления городом ведет к институциализации процессов такой рефлексии и ее теоретического обеспечения, а также к формированию устойчивой организационной структуры, которая осуществляет эти процессы. Появление такой надстройки существенно влияет на исходную деятельность, и проблемы ее отношения с нормируемой деятельностью могут исследоваться двояко – семиотически и собственно деятельностно.

Семиотическая проблематизация касается места специфицированных проспективных знаний в структуре управленческих знаний (знания здесь являются документами) и процессов их функционирования. При этом, даже если в поле зрения исследователя появляются действующие фигуры, они выступают в виде определенных ролей, в чью миссию входит правильное исполнение документов (проектов, планов, бюджетов, решений определенного типа). Процессы деятельности в этом случае обеспечивают правильное прохождение документов. Так например, вслед за Генеральным Планом следует, как его реализация, совокупность проектов детальной планировки, решений по землеотводу и т.д. Те же Территориальные Партнерства, как мы видели, предстают в виде развернутой последовательности документов.

Отметим некоторые из проблем, которые вызваны появлением специфического проспективно-нормативного знания в системе территориального управления. Во-первых, на поверхности лежит то, что нормативное описание практики с позиции какой-то определенной практической задачи (рефлексия деятельности) не может описательно исчерпать эту практику в аспекте поставленной задачи. Выражается это в том, что нормативное описание не способно транслировать деятельность вне некоторой целостности, в которой оно является элементом. Во-вторых, такое рефлексивно-нормативное знание, сколь бы описательным оно не представлялось, всегда проходит понятийную «обработку», и потому воспроизводство деятельности с его помощью оказывается построением новой деятельности (меняется структура и содержание многих документов в свете тех, которые задают перспективное видение). Это тем более так, если нормативная конструкция создается не столько как описание определенной практики, сколько как предлагаемый способ разрешения трудностей в этой практике. Следовательно, реализация нормативной конструкции предполагает модернизацию нормируемой деятельности с позиции этой конструкции, и процессы модернизации необходимо выделять в качестве особой задачи и этапа развития деятельности[16]. В-третьих, наиболее простым способом модернизации, казалось бы, является замена старой нормативной конструкции на новую, функционально ей эквивалентную. Однако, нормативная конструкция, появившись в рефлексивных процессах, не остается неизменной, но, модернизируя исходную деятельность, во многом растворяется в ней, становится ее механизмами. В принципе, нормативная конструкция вообще может исчезать в этих механизмах, а может оставаться в определенном, значительно трансформированном виде. (Для отслеживания этих процессов нужна специальная теоретико-деятельностная реконструкция истории преобразуемой деятельности.) Поэтому замена одной нормативной модели на другую не может быть заменой блока, знаменующего эту модель, но требует системной перестройки деятельности.

Собственно деятельностная проблематика, связанная с появлением моделей перспективного территориального управления, основана на том, что за процессами создания и использования различных семиотические конструкции находятся отношения людей, и тип семиотической конструкции, в принципе, определяет место ее владельца в общей структуре деятельности. Возможный разрыв между семиотическими правилами и деятельностными ситуациями, в частности то, что эти ситуации являются более динамичными, нежели семиотические, приводит к различным «незапланированным» эффектам. В наиболее общем виде можно утверждать, что семиотическая конструкция реализуется далеко не по законам связей содержания знания, а результат лежит на векторе интересов участников процесса управления. Семиотические элементы предопределены быть инструментами во взаимодействии участников, однако могут использоваться и не по прямому назначению. В предельном случае они вообще не исполняются по молчаливому согласию сторон, хотя участвуют в социальных играх на протяжении долгого времени и выполняют важную роль. (Характерным примером являются многие целевые программы, не доведенные до необходимой модернизации деятельности, а потому и неисполняемые.)

Именно эти разрывы демонстрирует новейшая история городского управления в нашей стране, делая явными те деятельностные напряжения, которые скрывались за традиционной организацией этого управления.

Нормативные модели управления городским будущим отрабатывались на протяжении последних полутораста лет. Начавшись в Британии с задач планирования городских земель на перспективу для нужд развивающейся промышленности, для проживания ее персонала и для системы обслуживания, генплан в советских условиях вырос до тотального охвата нужд всего и вся на территории, определяя на перспективу не только места, а и содержание и организацию всякой деятельности. Функция управления изменениями сосредотачивалась на генплане как особом нормативном проектном документе. Однако исполнение его институционально модифицировало многие процессы городского управления, делая их агентами изменений – способными действовать даже относительно автономно от генплана. К тому же, отдельные подобласти в городе, независимо от генпланирования, обладали собственной динамикой и механизмами ее управления (та же промышленность, которая и вызвала к жизни инструмент генерального планирования). Иными словами, функция управления «развитием» в советской системе территориального управления, будучи сосредоточена в генпланировании, была распределенной по многим сферам городской деятельности.

Сегодня, при переходе к рыночной экономике, советский генеральный план резко теряет значение, отдавая «рыночной стихии» многие ранее управляемые процессы. Генплан в целом и отраслевые показатели роста во многом утратили значение для управления, став частным предметом частной коммерческой деятельности (в рамках исполнения бюджета в части общественного обслуживания населения сохраняется инерция планирование городского развития по отраслевым показателям). При этом сложилась парадоксальная, на первый взгляд, ситуация, когда современное городское управление как бы не замечает этого факта, удовлетворяясь теми семиотическими механизмами перспективного управления, которые были распределены в советском городе среди его различных производственных подсистем, и теми трансформациями, которые происходят в этих подсистемах под влиянием рынка.

Я полагаю, что этот внешний парадокс объясняется спецификой деятельностной организации традиционного перспективного планирования и тем, что такая новая организация в отечественном городском управлении не сложилась.

Традиционное перспективное планирование в форме Генерального Плана и этапов его последующей реализации является сервисным по отношению к «генеральному городскому менеджеру» (структуре «первого лица» в системе управления – первого и по ответственности, и по весу при принятии решений). Однако оно является весьма специфическим по сравнению с остальными сервисными службами: генплан и стоящая за ним структура деятельности не только обслуживают деятельность генерального менеджмента, но и нормируют его, исходя из собственных предметных представлений и механизмов их развития, в том числе научных. Возможный при этом потенциальный конфликт может выходить наружу, как это было с генпланом г. Москвы во второй половине 80-х годов: созданный карманным Институтом Генплана Москвы, он был отдан, на волне перестройки, на экспертизу большому коллективу ученых-специалистов и подвергся полному разгрому. Однако представленные в этой же экспертизе предложения оказались предметно и организационно не совместимыми с принятыми в сложившейся структуре управления г. Москвой семиотическими и организационными конструкциями и потому оказались невостребованными.

Разрушение традиционного перспективного планирования фактически освободило генеральный менеджмент от данного типа нормировки его деятельности, сделав последнюю максимально свободной. Отказ по существу и сохранение формы работы в соответствии с традицией позволяет достаточно долго сохранять эту свободу. (В связи с этим удивительно инфантильными кажутся идущие от западных консультантов представления, что главной проблемой отечественного муниципального управления, подобно тому как это имеет место на Западе, является его бюрократическая заорганизованность, и что выходом является развитие муниципального самоуправления.)

Вопрос в том, когда и в каких проявлениях эта свобода приведет к очевидным кризисам городского управления и заставит менеджмент самоограничиться за счет вступления в новые кооперативные связи. (Вполне вероятно, что и генеральное планирование возникало в свое время не столько по инициативе городского менеджмента того периода, сколько инициировалось другими общественными силами.)

Сегодня городская администрация, просвещаясь и будучи просвещаемой, может быть знакома с инновационным подходом, методами городского маркетинга и развития по точкам роста. Более того, создается впечатление, что она начинает пользоваться, наряду со старыми, и этими методами, особенно если разработка соответствующих программ финансируется на средства западных фондов и при участии западных консультантов. Однако остается принципиальный вопрос: готова ли система городского управления в целом к работе по новой модели. Или иначе, готов ли городской менеджмент к перестройке системы городского управления, к перестройке собственной деятельности под инновационные модели управления.

То, что кардинальная перестройка управленческой деятельности в свете инновационной модели необходима, доказывает становление инновационного подхода в западной промышленности. Управление развитием в инновационном подходе отказалось от некоторого планового или проектного документа как базового элемента в пользу реорганизации всей системы производственной деятельности. Ведущим элементом в этой деятельности оказались маркетинговое исследование и проектирование «новых потребностей за счет появления новых средств удовлетворения потребностей», которые формируют «техническое задание» собственно производственной машине, а она, в свою очередь, перестроена по принципу Industrial Research, где прикладные исследования и разработки осуществляются не столько в соответствии с имманентной логикой развития научно-инженерной мысли, сколько по заказу службы маркетинга и в соответствии с моделью жизненного цикла новшества. Одна из линий развития новой организации деятельности связана с моделью бизнес-процессов и процедурами реинжениринга.

Вернемся к нашей исходной установке субъективации процессов управления процессами развития города и формирования партнерств администрации и населения как совокупности таких субъектов. Учитывая предыдущий анализ отметим следующее. Эта установка имеет смысл, или, мягче, имеет шанс на осуществление прежде всего в модели инновационного развития, в которой экспансия точек роста на город в целом предполагает такую полисубъектность и такие партнерства. Вместе с тем понятно, что полисубъектная организация управления, в том числе в форме партнерств, предполагает такую трансформацию управленческой деятельности, которая может быть воспринята генеральным менеджментом в качестве ограничения своей деятельности как со стороны населения, так и других возможных участников партнерства (в том числе той же «науки», которая имеет собственные тренды развития и может, и становилась ранее оппонентом менеджмента).

Наши эксперименты, следовательно, ставили задачей не только апробировать предлагаемые методы субъективации, а именно, синтез формирования территориальных партнерств и ОДИ-методов, а и диагностировать состояние городских администраций с точки зрения готовности к восприятию инновационной модели, уровень понимания стоящих при этом проблем.

2.3. Опыт формирование территориальных партнерств за счет административных и внешних ресурсов.

Напомню о задаче, которая сохранялась нами в качестве одной из главных в работе с городами в ситуации, когда рамочное задание могло варьироваться[17]. Это – формирование территориальных партнерств администрации и тех или иных представителей населения (различных структур бизнеса и жителей) в контексте реализации намечаемых точек городского роста. Особое внимание уделялось процессам субъективации населения как такому фактору, без которого неэффективна стратегия точек роста, которая превращается в сугубо административное дело. С этой позиции для нас был важен не только «запуск» соответствующей точки роста, а и освоение городским управлением механизма формирования таких партнерств и воспроизводство в данном городе этого механизма на другие случаи (другие точки роста).

Консультационные работы велись в пяти малых городах. Чтобы не задеть никого из участников своими оценками, я обозначу эти города условными символами и постараюсь избежать употребления любых собственных имен. Таким образом, мы рассматриваем проблемы малых городов – г. ММ в Вологодской области, г. NN в Московской области, г. РР в Поволжье, г. RR в ЯМАО и г. TT в ХМАО. Каждый из случаев уникален, даже в тех случаях, когда совпадает предмет консультирования. Рассмотрим эти случаи.

MM – муниципальное образование в Вологодской области, сельский район, в состав которого входит малый город (1999-2000 гг. работы).

Один из старейших северных городов России на берегу крупной водной артерии (но вне железной дороги), сегодня он остался малым поселением (около 11 тысяч жителей) с относительно развитыми при советской власти, но захиревшими лесной промышленностью (некоторый подъем после дефолта 1998 г.)и ловом и переработкой рыбы. Как большинство малых русских городов, он столкнулся с массой проблем (не диверсифицированная экономика, фактическая безработица, низкий уровень доходов населения и практически всех предприятий, отсутствие значительных финансовых и информационных потоков, ничтожный муниципальный бюджет, расходная часть которого растет, а доходная – падает, слабое предшествующее развитие и упадок городской материальной базы, городских инфраструктур, дурно проведенная приватизация, слабое восприятие рыночных механизмов и т.д.)

Имея перед собой комплекс проблем, администрация района не очень хорошо понимала, что именно ей нужно от консультантов. Заказ администрация сделала, опираясь на небольшое министерское финансирование, в расчете на то, что в дальнейшем на эту же тему можно будет получить финансирование зарубежного фонда. На первом этапе от консультантов ожидалась разработка некоего документа, нечто вроде фрагментов ТЭО генерального плана, при том, что руководство достаточно четко осознает специфику новой ситуации и неадекватность ей старых плановых документов. Поэтому главное, что ждала администрация – такого документа и таких действий со стороны консультантов, которые могли бы получить более крупные деньги на город.

Фонд отказал в финансировании, однако минимальный министерское финансирование работы по созданию стратегии продолжалось. В этой, достаточно тупиковой, ситуации возможный позитивный выход наметился случайно: Министерство Культуры РФ выделили значительные средства на проведение регионального праздника в г. NN, и региональные власти поддержали это, выделив дополнительно средства на ремонт дорог, гостиничных помещений и иные городские и районные нужды. Одна из проблем в проведении праздника состояла в том, что небольшая гостиница и студенческие общежития не справлялись с наплывом организаторов праздника, гостей и туристов. Городская администрация нашла прекрасный выход, фактически воспроизводящий идею территориального партнерства: за несколько месяцев до проведения праздника организовала конкурс среди жителей на лучшее жилище, способное принять приехавших на праздник.

Праздник был проведен на высоком уровне (за три дня его посетили несколько тысяч человек, и он стал выдающимся событием для горожан). Было принято решение (Министерством Культуры и региональными администрациями) сделать его регулярным, которое было выполнено на следующий же год (общий бюджет второго праздника составил более 20 млн. рублей).

Консультанты сразу же оценили ситуацию как появление потенциально крайне перспективной точки городского роста (достаточно сказать, что обслуживающие праздник многочисленные региональные малые фирмы в день получали 2-3 месячный доход, правда местный хлебзавод в это же время снизил выручку, не выдержав конкуренции), и предложили администрации, во-первых, проанализировать с этой точки зрения подготовку к проведению первого праздника и, во-вторых, в процессе подготовки к следующему празднику разработать связанные с ним программы деятельности для различных городских структур. Основной тезис состоял в том, что праздник длится не три дня в году, а 365 дней, т.е. это перманентная деятельность, которая использует различным способом праздник в интересах собственного развития. Были намечены программы для деятельности музей, значительного по масштабам NN и ставшего крупным культурным учреждением в советские годы, но теряющим вес в новых условиях. К программе музейной деятельности примыкала программа для юной части населения города и т.д.

Не вдаваясь в перипетии совместной работы с администрацией отмечу лишь два негативных момента, которые прервали эту работу. Во-первых, и это главное, администрация не захотела приоткрывать финансовые потоки и обсуждать возможные пути использования финансовых ресурсов для реализации намеченных программ. (Напомню, что доступ к территориальным ресурсам является непременной составляющей при формировании территориальных партнерств.) Во-вторых, административные структуры, на которые ложился дополнительный объем работы в связи с программами развития, не были готовы к этому. А городская общественность оказалась слишком слабой для того, чтобы взять на себя эту реальную ответственность.

PP – город Среднего Поволжья в составе районного муниципального образования (2001 г.)

Значительно более молодой, но тем не менее исторический малый город, по численности и социально-экономическому состоянию очень близкий г. MM (за исключением промышленности, которая здесь представлена достаточно успешным предприятием пищевой промышленности и заводом электротехнических изделий).

Город получил грант Фонда Сороса на разработку стратегии развития. Фонд достаточно жестко определил структуру стратегии, понимая ее прежде всего как документ, а главной целью выдвинул привлечение инвестиций в город[18]. В рамках этой стратегии мы использовали предшествующий опыт, предлагая в качестве возможной точки роста опереться на ежегодный праздник, уже ставший традиционным в этом городе, расширив его задачи и масштаб. Одним из аргументов в пользу такого решения было то, что для этого возможно привлечение дополнительных федеральных и региональных ресурсов, а не перераспределения незначительных муниципальных средств. К тому же город имел очень сильные традиции и лидерский состав в организации культурной жизни. Сходство с ситуацией г. MM усиливалось тем, что здесь вообще отсутствовал гостиничный фонд и так называемый общепит, а потому администрация обязана была привлечь население к приему приехавших на праздник. Объем средств, который получает каждый житель, участвующий в такой программе, невелик. Но даже он делает участника не только потребителем городских коммунальных услуг, а и ставит его в позицию активного создателя привлекательного облика города. Этот индивидуальный потенциал, способный работать не только в период праздника, был положен в основание программы развития туризма в городе (модель, близкая к принятому в мире сельскому туризму).

Опыт 2001 года показал работоспособность такого подхода, хотя масштабы праздника и, соответственно, дополнительных ресурсов был меньше, нежели в г. MM. Существенным тормозом в программе оказалось то, что грант Фонда Сороса был получен городом, который не имеет собственного бюджета и большинства административных рычагов, являясь только частью районного муниципального образования. Определенные напряжения между администрацией города и муниципального образования, в том числе и в связи с этим грантом, сказываются отрицательно, проявляясь в самых разных формах. Так например, трудно создать исходную партнерскую структуру администрации и других заинтересованных участников, поскольку низок интерес муниципальной администрации. Работники тех муниципальных административных подразделений, которые были инициаторами проекта со стороны города и на которых легла бы основная дополнительная нагрузка при реализации программ развития (культуры, образования и другие) фактически не поощрялись к этой деятельности.

RR – город в Ямало-Ненецком автономном округе (03. 2001г.)

И ситуация в городе, расположенном в наиболее благополучной нефтяной и газовой Тюменской области, и характер заказа были принципиально иными, нежели в двух предшествующих городах. Г. RR не так мал (около ста тысяч жителей), молод (создан 15 лет назад), имеет значительный бюджет в расчете на жителя, которые, в свою очередь, получают высокую, по российским меркам, зарплату (в основном единственная форма дохода). Малый бизнес занимает небольшое место в городе, но, тем не менее, коммерческие структуры играют в городе заметную роль.

Вполне современным и осмысленным был заказ консультантам. Нефтяная компания, одно из ведущих производственных образований в городе, уже тратила значительные финансовые средства в качестве спонсорских, которые город использовал в общем-то по своему усмотрению. Администрация города и Компания ставила проблему повысить эффективность этих затрат как с точки зрения города, так и компании, в частности, повышения ее имиджа в глазах горожан.

Не описывая этой работы, я даю в Приложении I часть отчета для Заказчика. Для реализации намеченных программ в г RR было создано специальное подразделение. Его деятельность нам не известна. Вероятно, закрытость дальнейшего прохождения программ связана все с тем же нежеланием делать прозрачными финансовые потоки для посторонних глаз.

ТТ – муниципальное образование в Ханты-Мансийском Автономном Округе (10. 2001 г.).

Этот город с прилегающими к нему небольшими поселками (в совокупности около семидесяти тысяч жителей, создан на месте старого незначительного селения около двадцати лет назад) близок по социально-экономическим показателям к только что описанному RR. Как и RR, это муниципальное образование живет нефтедобычей, имея в добавок незначительную лесопереработку. Нефтедобыча здесь меньше, нежели в районе RR, и нефтедобывающее предприятие значительно меньше спонсирует город. Принципиальным отличием является то, что город расположен значительно южнее RR, а потому здесь нет остроты переселения «на материк». Тем не менее, ощущение временности проживания свойственно многим, в том числе и родившимся здесь. Молодежь в большинстве не видит для себя перспектив в городе, хотя усилиями властей в нем создан Учебный Центр, в котором базируются филиалы как технических, так и гуманитарных ВУЗов. Город не обошла молодежная наркомания с вытекающими из нее последствиями.

Чтобы переломить эту ситуацию руководство города заказало семинар-ОДИ по теме: «Роль молодежи в развитии города ТТ». Как можно судить по Приложению II, в котором комментируется Программа игрового семинара, организаторы предполагали воспроизвести уже известную схему формирования территориального партнерства. В ее основании лежит подключение той или иной группы населения, в данном случае это была «молодежь города» (заметим, что это сугубо номинальная группа), к процессам городского управления за счет делегирования этой группе определенных ресурсов, выделяемых под решение какой-то значимой для города задачи. При этом значение задачи зависит от того, насколько она вписывается в одну из точек городского роста.

Специфика ОДИ заключалась в том, что ни точки роста, ни возможные ресурсы не были определены. Все это еще предстояло найти в месте с теми, кто, по идее, мог быть заинтересован в запуске подобных процессов.

Результат ОДИ оказался неожиданным для организаторов и, как представляется, вносит принципиальные коррективы и в модель территориального партнерства, и в концепцию территориального развития.

Начальная диагностическая фаза Игры не дала ничего принципиально нового. При обсуждении в первый день того, что хорошо и что плохо в городе, что можно и что нужно сделать для улучшения ситуации выяснилось: не хватает кафе, жилья, плохо с дорогами и благоустройством… в связи с этим надо построить кафе, жилье, благоустроить территорию и наладить дороги… Этим занимается, и может быть даже не плохо по современным меркам, администрация города. Собственных целей и себя в этих процессах молодые люди не видят…

Переломным оказался второй день, в который по замыслу организаторов должна была состояться проблематизация связки ресурсов, которые может предоставить город молодежи, и личных целей каждого участника. В этой постановке наиболее проблемным оказались цели. Их простейшее «овеществление» в форме получения образования, устройства на хорошо оплачиваемую работу и т.п. не было принято участниками. Модель осмысленного существования оказалась другой – это возможность на каждом этапе жизненного пути оценивать прошлое, выдвигать новые цели и, в идеале, иметь перед собой ресурсный потенциал, который можно превратить в свой ресурс, увеличивая тем самым общественный ресурсный фонд. Это возможность действовать в соответствии с принятой программой. Это способность и возможность управлять процессами собственной динамики.

С этой точки зрения проблемной становится ценность ресурсов, которые может предоставить администрация в форме соучастия в тех или иных «мероприятиях», даже если это приносит определенную выгоду (подобно доходу от сдачи квартиры приехавшему на праздник туристу). Грубо говоря, та же молодежь вовсе не стремиться поучаствовать в решении административных задач, несмотря на их очевидную общественную значимость и возможность что-то с этого получить.

Таким образом, потенциал территориального развития (саморазвития) находится в его населении. Однако то, с помощью каких доступных администрации ресурсов этот потенциал может быть актуализирован, остается под вопросом, на который та же администрация не готова ответить.

В случае с городом ТТ, мэр города (выступивний на третий день ОДИ) проявил высокую заинтересованность в участии молодежи в решении городских проблем и прекрасную осведомленность в тех конкретных делах, в которых могла бы участвовать молодежь. Вопрос о значимости этого участия для процессов (само)развития молодых людей остался, тем не менее, подвешенным.

В этой игровой логике была поставлена проблема: что именно и ради чего может объединять разных молодых людей, программирующих собственную личную историю. В качестве ответа была выдвинута идея элиты города, осваивающей город в качестве своего пространства. Принципиально важным оказалось то, то рефлексия истории последних лет, сделанная одним из наиболее активных и успешных в жизни участников ОДИ, была проинтерпретирована как модель элитарной деятельности. В этой модели, в частности, было продемонстрировано, сколь многое может оказаться ресурсом личной деятельности, ориентированной на развитие и на экспансию в городской среде, и насколько общественно значимыми оказываются «выпадающие в осадок» и побочные для самого деятеля результаты этой деятельности.

Последней фазой ОДИ была разработка нескольких программ, в которых делалась попытка соединить цели личного развития и освоение городского пространства, представляющее общественный интерес.

К сожалению, администрация ограничилась фактом проведения Игры и не продолжила начатое, организуя, в частности, партнерства при своем участии.

Несколько заключительных замечаний.

1. Как и ранее, в России проще всего решать обсуждаемые в статье задачи в форме ОДИ, поскольку их успешность, по крайней мере в пространстве самой Игры, не зависит кардинальным образом от степени участия ключевых фигур города.

В том же г. ТТ администрация, практически, не выполнила взятых на себя обязательств по организации Игры, в том числе в спешном порядке собрав на нее тех, кого можно было в это время «вытащить» с работы (ими оказались, в основном, молодые женщины, профессионально принадлежащие к сфере образования и социальной работы). Для диагностики ситуации и поиска того или иного решения в этом нет ничего плохого, поскольку эта молодежная страта ничуть не хуже других. Решения, найденные на Игре, представляются мне крайне интересными и принципиальными для обсуждаемой проблемы развития и субъективации процессов управления развитием.

Однако все, что связано с освоением новых моделей управления, в том числе формирование территориальных партнерств администрации и населения, не может, естественно, происходить без активного участия этой администрации и генерального менеджмента в первую очередь. Но это, к сожалению, не происходит.

2. По поводу политики администрации могут быть высказаны отдельные экспертные соображения – не систематические, поскольку не проводилось специальное исследование, и сделанные на очень ограниченном материале малых городов. (Стоит заметить, что учитываются материалы различных публикаций, в частности, материалы Фонда Сороса, который проводил специальные сессии по работе с мэрами малых городов.) Очевидно, что ситуация в крупнейших и наиболее продвинутых в рыночном отношении городах может быть принципиально иной. Тем не менее, небольшие города занимают значительное место в России, а потому этот опыт может иметь существенное значение. Суммируем эти замечания:

Ø мэры видят причины кризисов городов в общестрановой ситуации (повальное обнищание населения, рухнувшая промышленность, доставшееся в наследство от социализма убогое жилищно-коммунальное хозяйство, нищенский бюджет, не позволяющий даже вовремя платить зарплату работникам бюджетной сферы), но не в собственной деятельности, в ее инструментах и организации;

Ø генеральный менеджмент без какого-либо напряжения пользуется старыми средствами управления территориальным «развитием» (связанным прежде всего с генеральным планом), хотя достаточно хорошо понимает его неадекватность новым ситуациях и фактическую неработоспособность. Вероятнее всего за этим стоит то, что старые средства используются не столько в качестве инструмента решения задач, сколько как способ снять с себя дополнительные нормативные ограничения. Косвенным примером этому служит ситуация, когда преуспевающий глава сельского района (мраморное здание администрации, собственный американский вездеход) по поводу находящегося на его территории и развалившегося молочного хозяйства говорит, что сегодня это проблема коммерческой фирмы, но не администрации. (История же этой территории свидетельствует, что администрация принимает живейшее участие в банкротствах коммерческих фирм.);

Ø администрация прекрасно осведомлена о кризисных явлениях на своих территориях (дополним сказанное ранее по этому поводу такими реалиями как рост наркомании, устойчивая установка молодежи на миграцию из родного города, пьянство и сокращение продолжительности жизни среди людей старшего поколения, признание различных форм преступности в качестве нормального образа жизни, в том числе и собственного, а преступников – в качестве общественных лидеров). При всем том в качестве средств управления той же общественной сферой города по-прежнему принимаются отраслевые показатели роста (числа школьных мест, посадочных мест в общепите, коек в больницах) – как будто в этих новых школах не будет наркомании, а в кафе – пьянства и криминала. Полагать, что за этим стоит только непрофессионализм и нежелание заниматься перестройкой собственной деятельности, было бы слишком просто. Причина лежит в том, что сложившаяся структура деятельности (по поводу которой мы говорили ранее) устраивает существующий менеджмент.

Ø Решение проблем, с моей точки зрения, выходит, следовательно, за рамки собственно муниципального управления. Но ставиться эта проблема должна не как «дальнейшее развитие демократизации управления и становление подлинного самоуправления», а как проблема нормативных моделей территориального управления, в которых может найтись место и инновационным подходам, и территориальным партнерствам, и населению как субъекту, управляющему собственным развитием.

Литература

1. Сазонов Б.В. Социально-организационные проблемы комплексных нововведений в области электроосветительной аппаратуры (анализ случая) \\ Нововведения в организациях. ВНИИСИ, М., 1983.

2. Сазонов Б.В. Вступительная статья к кн. Б. Санто “Инновация как средство экономического развития”. “Прогресс”, М., 1990.

3. Сазонов Б.В. Роль вторичного анализа в методологизации социального познания и в развитии профессии «социальный исследователь» \\ Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник. 1997. М., УРСС, 1997.

4. Щедровицкий Г.П., Котельников С.И. Организационно-деятельностная игра как новая форма организации и метод развития коллективной мыследеятельности. \\ Нововведения в организации. ВНИИСИ, М., 1983.

5. Баранов П.В., Сазонов Б.В. \\ Игровая форма развития коммуникации, мышления, деятельности. Второе изд., МНИИПУ, М., 1989.

6. Сазонов Б.В. Перманентное архитектурное проектирование на базе системных категорий. \\ Системные исследования. Ежегодник. М., 1983.

7. Эсби Дж. Участие населения и устойчивое сельское развитие. \\ Ориентиры культурной политики. Минкультуры РФ, ЕКОВАСТ, М., 1999.

8. Сазонов Б.В. Системная организация социальных исследований на территории \\ Российское общество: социологические перспективы. М., УРСС, 2000.

ПРИЛОЖЕНИЕ I

Представленные ниже предложения являются результатом работ, проведенных группой консультантов (И.В. Абанкина, Б.В. Сазонов) в марте-апреле 2001г. в гг. Москва и RR (26.03 – 02.04.) по заказу фирмы «ABC» …

ОТЧЕТ О ПРОДЕЛАННОЙ РАБОТЕ.

1) Цели, выдвинутые перед консультантами

В результате обсуждения и уточнения заказа в Москве с руководством фирмы «ABC» и в г. RR с главой его администрации консультанты следующим образом сформулировали цели заказа.

Ø Администрация RR считает возможным и взаимовыгодным как для города, так и для его ведущего предприятия, каковым является Компания, привлечь последнее к решению проблем развития города на новых условиях, отличных от советской модели, когда на предприятие «навешивали» социальную сферу без учета экономической составляющей и специфики работы предприятия. Сегодня, когда Компания определилась со стратегией своей деятельности на территории, для нее вряд ли безразлично, какими будут городские стратегические программы – какие проблемы будут рассматриваться в качестве ключевых и какие механизмы их решения и кем будут использоваться. Спонсорская поддержка Компанией городской администрации является существенной, однако она не безгранична и в определенной мере пассивна (удовлетворяются те или иные запросы со стороны городской администрации). Поэтому было бы желательно задействовать другие – прежде всего инвестиционные и организационные – ресурсы Компании в интересах обеих сторон, а также активизировать роль Компании в процессах территориального развития, более четко увязав ее проблемы с проблемами города. Консультанты в связи с этим должны были помочь в уточнении значимых для обеих сторон проблем и наметить контуры их решения.

Ø Как было доведено до сведения консультантов, позиция администрации RR была известна руководству Компании и, в принципе, ею поддерживалась. При этом Компания выдвинула ряд требований к возможной совместной деятельности:

· речь действительно может идти об инвестициях или кредитах со стороны Компании. Более того, это могут быть льготные кредиты, в предельном случае можно говорить о простой возвратности средств. Однако, учитывая последнее, кредиты не могут быть долгосрочными (оптимально 1-2 года, максимум 5 лет);

· инвестируемые (кредитуемые) проекты должны иметь очевидную для горожан социальную значимость с тем, чтобы участие в них Компании работало на ее имидж (сегодня не всегда благоприятный);

· принимаемые решения в идеале должны иметь «модельный» характер, т.е. проведенные на материале г. RR они способны быть тиражируемы на другие территории, к которым имеется интерес Компании.

Для консультантов, в частности, это означало, что принимаемые с их помощью решения должны иметь «типовой» характер. Это должны быть не только заявки на те или иные инвестиционные проекты, но и объединяющие их базовые программы территориального развития, специфика каждой из которых определяется как содержанием целей, так и транслируемыми организационными и инвестиционными схемами реализации.

Суммируем требования сторон: перед консультантами была поставлена задача наметить стратегические программы развития г. RR (т.е. ориентированные на решение ключевых проблем, социально значимые и экономически эффективные), которые бы работали на интересы как города, так и Компании и, к тому же, могли быть тиражированы последней на другие территории.

2) Работы, выполненные консультантами

Решая эту интегрирующую задачу консультанты проделали следующие работы.

ü Был проведен сопоставительный экономический блиц-анализ г. RR на основании информации, полученной от городской администрации по запросу консультантов. Цель анализа – выяснить позитивные и негативные факторы, влияющие на решение поставленных перед консультантами задач…

ü В ходе командировки в г. RR:

o были проведены интервью с ключевыми фигурами города: с главой администрации, с депутатским корпусом, с руководителями управлений городской администрации, правоохранительных органов, хозяйственных, коммунальных и иных служб и организаций при администрации, с руководством Компании и второй ключевой для города фирмы, ведущими представителями бизнеса и СМИ (всего сорок семь человек…);

o на основе полученной информации консультантами был проделан предварительный анализ ситуации в городе и выявлены ключевые проблемы, относительно которых можно оценивать эффективность отдельных инвестиционных проектов. Среди них – общая для страны молодежная наркомания (в связке с качеством досуга, образования и возможностью нормального трудоустройства); специфическая для северных территорий ситуация временного проживания, которая сказывается на психологии и поведении северян, а также порождает для г. RR уже сегодня и в близкой перспективе веер серьезных объективных трудностей (переселения, здоровья населения, обеспеченности трудовыми ресурсами). В качестве особой была названа проблема организации коллективного участия в решении серьезных городских проблем и каждодневных очевидных задач (касающаяся как отношения внутри городской администрации, так и основных участников жизни города – крупных корпораций и администрации между собой).

Были рассмотрены возможные подходы к решению данных применительно к конкретной ситуации г. RR.

o на заключительном этапе была организована групповая работа консультантов и носителей различных городских инициатив – как тех, кто участвовал в интервью на первом этапе, так и тех, кто был «кооптирован» ими, т.е. назван в качестве городского актива, имеющего что предложить городу. (Инициативные предложения со стороны различных групп населения города смотри в Приложении…) На этом этапе консультанты в качестве своих главных задач ставили коллективную апробацию найденных ключевых проблем, определение в их свете критериев общественной значимости проектов (среди критериев фигурировали также требования со стороны Компании), развитие каждого проектного предложения по отношению к этим критериям, а также интеграцию отдельных проектных предложений в рамках той или иной крупной (стратегической) программы городского развития.

ü На основании экономического анализа, экспертных опросов, а также анализа инициативных заявок на проекты, имеющих общегородское значение группой консультантов разработано предложение, включающее:

· проблематизацию и общую оценку ситуации в городе;

· перечень возможных основных направлений (программ) территориального развития, ведущим инвестором-участником в разработке и реализации которых стала Компания;

· пакет проектных заявок со стороны жителей RR, которые конкретизируют намечаемые программы развития;

· предложения по консультационной поддержке намеченных городских программ и проектов.

Ниже представлены результаты этих работ.

3) Блиц-анализ социально-экономической ситуации в г. RR

На данном этапе можно сделать вывод о стабилизации социально-экономической ситуации в RR. Эта стабилизация достигнута в результате успешной деятельности Компании. За счет этого удалось не только существенно повысить наполняемость бюджета города, но и снизить уровень безработицы, улучшить социально-психологическую обстановку в городе.

Так, по результатам анализа бюджетов муниципальных образований ЯНАО, 1998 и 1999 годы были кризисными для RR ( 12 аналитических таблиц приведены в конце в Приложении …). Исполнение бюджета в 1998 году составило всего 60% от плана. По уровню бюджетной обеспеченности RR оказался на … месте среди муниципальных образований в ЯНАО. Ситуация усугублялась огромной долговой нагрузкой на бюджет города. Фактически город не справлялся с обеспечением текущих расходов, возрастала задолженность по зарплате бюджетникам, сокращения на ведущих предприятиях города (в том числе в Компании) привели к росту напряженности на рынке труда, уровень безработицы приближался к критическому уровню.

В 2000 году бюджет был исполнен на 133%. Повысилась бюджетная обеспеченность. Удалось сбалансировать текущие расходы и доходы бюджета. Снизилась долговая нагрузка на бюджет. Наметилась тенденция к большей самостоятельности бюджета. Так, местные налоги были исполнены на 161%. Более сложная ситуация с комплексом налогов на недвижимость – главным источником самостоятельности местных бюджетов. Это факт объясняется изменениями на федеральном уровне в налогообложении имущества предприятий. Частично эта проблема может быть снята усилиями по поддержке малого и среднего бизнеса. По данным налоговой инспекции по RR доля отчитавшихся предприятий превышает 50%, что выше среднероссийского уровня, который, как правило, не превышает 40%, и существенно выше по сравнению с некоторыми городами ЯНАО и ХМАО. В частности, доля предприятий сдающих балансовые отчету по Нижневартовску составляет всего 25%, что в 2 раза ниже, чем в RR.

Таким образом, можно говорить о том, что ситуация с обеспечением текущих расходов не является сегодня критической для города. Главной проблемой остается обеспечение бюджета развития. На сегодняшний день и в ближайшей перспективе до расплаты по долгам бюджет развития не может быть сформирован в городе. Следовательно, у города крайне ограничены ресурсы развития. Этот вывод подтверждает и падение объемов строительства в RR – более чем в 2 раза упало за последние 3 года количество сдаваемых объектов, снизился уровень выданных и продленных разрешений на строительство. Ситуацию с вводом жилья можно признать критической – в 3 раза сократилось количество сданных метров жилой площади и более, чем в 6 раз количество объектов. Среди основных должников бюджета в большинстве случаев - строительные организации.

К негативным факторам можно отнести и низкий уровень зарплат и доходов населения в RR по сравнению с другими городами в ЯНАО, и округом в целом. К сожалению, ситуация не изменилась и в 2000 году. Возросла диспропорция в оплате труда между нефтяниками, газовиками и работниками бюджетной сферы. Разница достигает критического уровня, что создает проблему с обеспечением квалифицированными кадрами всей жилищно-коммунальной и социальной сферы города. Это не только создает социальную напряженность, но и ограничивает потенциальные возможности развития города. Хотя в целом уровень денежных доходов более чем на 25% превышает уровень расходов населения, и практически в 2 раза прожиточный минимум. Темпы роста среднемесячной зарплаты превышают темпы роста прожиточного минимума. Это явно позитивная тенденция для реализации программ развития, поскольку дает возможности для осуществления проектов на возвратной основе, в частности, в сфере обслуживания населения. Этот вывод подтверждает и значительное повышение объема реализации платных услуг населению.

Таким образом, блиц-анализ социально-экономической ситуации в г. RR позволяет сделать главный вывод: город в состоянии обеспечить текущее финансирование расходов, имеет потенциал для развития, однако крайне ограничен в ресурсах для реализации этого потенциала. Поэтому шаг в стратегическом развитии может быть сделан только за счет партнерства крупного бизнеса, местной власти и активной части населения города.

В задачу консультантов входит содействие в создании таких партнерств и программ их деятельности, где бы определяющей была роль Компании.

4) Возможные направления программ территориального развития

В административном управлении территориями сложились стандартные сферы деятельности – такие как жилищная, коммунальная, занятости, потребительского рынка, досуговая, молодежная и т.д. Каждая их них имеет свой круг устоявшихся задач, выполнение которых наталкивается на те или иные трудности. Под это разрабатываются различные отраслевые целевые программы, и Ноябрьск в этом отношении не является исключением.

Сегодня, наряду с администрацией, образовался широкий круг носителей частных проектных инициатив, связанных с территорией – как коммерческого, так и некоммерческого типа, которые хотят нечто сделать в городе, поскольку этого «не хватает, а его появление улучшит городскую ситуацию», проблема же чаще всего видится в том, что «для этого не хватает денег (земли, содействия администрации)». В своей работе мы пытались максимально опереться на эти инициативы и развить их в интересах города.

Реализуемый консультантами подход заключается в том, что для конкретной территории выделяются ее ключевые проблемы, при этом решается не та или иная из них по отдельности, формируя отдельные программы, но каждое решение оценивается и интенсивно развертывается – с помощью тех же консультантов – с точки зрения степени продвижения в совокупности проблем. (Тем самым предлагается специфический комплексный подход к территориальному развитию: «комплексируются» не отдельные программы под отдельные проблемы, но рассматривается совокупность проблем и система их решений. Процедура проблематизации при этом выходит на первый план.) Предложения, отвечающие на совокупность ключевых проблем, оказываются стратегическими или «точками роста», т.е. такими относительно частными предложениями, которые в итоге влияют на развитие территории в целом. (Обратим внимание на данную трактовку «стратегического»: им может стать любое частное решение, развертывание которого способно сказаться на территории в целом, в том числе объединившись с другими частными проектами, став элементом выполнения нескольких административных отраслевых программ.)

В п.2 были названы ключевые с нашей точки зрения проблемы г. RR: наркомания, «временное» пребывание на Севере, разрозненность предпринимаемых усилий в решении территориальных проблем.

4.1. Наркомания является наиболее известной из них. Это явление досконально изучено, хорошо известны и применяемые меры, которые, однако, (и в этом суть проблемы) не дают устойчивого результата. В соответствии с нашим подходом мы не нацеливались на разработку специальной программы ее решения (заведомо выходящей за границы отдельно взятого города), но анализировали способность каждого проекта служить ответом на нее.

4.2. Проблема временности пребывания на Севере также достаточно хорошо известна.

Для человека с «материка» пребывание на Севере свыше пятнадцати лет чревато негативными физиологическими последствиями (бытует научная гипотеза о необратимых генетических изменениях в третьем поколении задержавшихся на Севере людей). Однако по многим причинам люди живут здесь более этого срока (виной этому частично служит политика государства и предприятий, которые планируют достижение пика северных льгот после пятнадцатилетнего пребывания человека на Севере), воспроизводятся поколения северян. При всем том практически всем северянам присуща психологическая установка на отъезд, порождающая поведение временщика.

Для руководства предприятий и городской администрации, в той мере в какой она отслеживает интересы предприятий, важно получить максимальную отдачу от жителей как «трудового ресурса» и, далее, освободиться от них, поскольку содержание человека, который не приносит северного свехдохода оказывается сверхнагрузкой для бюджетов города и предприятий.

В итоге формируется устойчивая проблема переселения (отселения) с Севера людей пенсионного возраста, которая имеет негативы для всех ее участников. Этот процесс затратен не только для города, предприятий, отселяемых людей, но и тех мест, куда они отселяются. Психологически (вероятно и физиологически) переселение тяжело именно пенсионерам, для которых существует трудность налаживания полноценных социальных связей на новом месте.

Эта типичная для Севера проблема обострена современной ситуацией г. RR. Имея пятнадцатилетнюю историю, развиваясь и заселяясь весьма интенсивно он вероятнее всего столкнется с тем, что основные кадры, ставшие за эти годы высококлассными специалистами, в ближайшие годы выйдут на пенсию – станут объектом массового переселения, а родившаяся и подросшая здесь учащаяся молодежь, далеко не в полном объеме востребованная предприятиями, пополнит биржу труда, в то время как предприятия будут испытывать дефицит в профессиональной рабочей силе. Сегодня это гипотеза, которая нуждается в исследовательской проверке.

Однако в любом случае, вне зависимости от масштабов грядущего бедствия, должна быть отработана политика, которая сумеет преодолеть проблему временности проживания.

С нашей точки зрения одним из направлений решения является политика ротации кадров при одновременном развитии города как трамплина в карьере приехавшего на Север человека.

Сразу отметим, что она не заменяет сложившихся подходов – с одной стороны, вахтного метода, который является разновидностью ротации, только без механизма «социального трамплина» для работников, с другой – длительного проживания для тех, кто по каким-то причинам выбирает для себя этот путь. Важно, что она открывает дополнительные возможности для каждого человека, каждой семьи и создает более благоприятный психологический климат в городе в целом.

Приехавший на Север на 5-7-10 и те же 15 лет человек должен знать, что за это время он сможет не только заработать на дом и машину, а и существенно повысить свой профессиональный и образовательный уровень, дать высококачественное образование своим детям, решить личные проблемы – с тем, чтобы быть востребованным на Материке. Он должен знать, что в этом ему помогут и город, и Компания – в частности, развивая механизмы такой ротации в рамках своей транстерриториальной и многопрофильной деятельности (возможно, начинать профессиональную подготовку лучше на Материке, возможно, нужна долгосрочная программа перемещения кадров внутри Компании). Конечно, это потребует от Компании изменений в кадровой политике, в способах профессиональной подготовки, в методах стимулирования, окажется в чем-то более затратным, но в конечном счете позволит ей избежать многие грядущие трудности и стать инициатором решения серьезны социальных проблем Севера.

Стать социальным трамплином г. RR сможет только максимально завязав на эту задачу всю систему образования – как детей и юношей, так и взрослых. В интервью с руководством города возникал вопрос об «избыточном» гуманитарном образовании в городе за счет появления филиалов многочисленных ВУЗов, привлекаемых коммерческими интересами. Нужны ли городу многочисленные психологи, социологи, политологи и юристы и не надо ли вместо них развернуть шире сеть профильной для города профессиональной подготовки? В контексте предложенной политики вопрос не в ограничении того или другого, а в их качестве. Проблема гуманитарного образования не в его невостребованности в данном городе, а в его уровне – начиная от качества выдаваемого диплома (лучше – с европейской сертификацией) и заканчивая качеством специалиста (в частности, в оснащенности его современными информационными технологиями и их эффективном использовании). Сходные проблемы находятся в технической сфере. И касаются как первоначального образования, так и переподготовки специалистов.

Нелишне заметить, что «образование» не сводится к работе образовательной отрасли и что та же сфера досуга может сыграть здесь существенную роль.

Разработка и проведение такой образовательной политики невозможно вне союза городской администрации и Компании, их организационной и финансовой (ибо хорошее образование стоит дорого) поддержки.

4.3. Проблема объединения усилий разных субъектов территории возникает в связи с тем, что сумма отраслевых программ, в частности их разрозненное финансирование не в силах преодолеть намеченные выше проблемы. Оптимальным является «многоканальное» финансирование (о чем хорошо известно администрации города). Существенным, в ряде случаев стержневым может оказаться такой канал как инвестиции Компании в решение городских проблем.

Важнейший вопрос – каким образом могут и должны осуществляться инвестиции Компании, если речь идет не о стандартных инвестиционных проектах, а о коммерческом участии в городских инициативах. Мы полагаем, что если для запуска стандартного инвестиционного проекта достаточно хорошего бизнес-плана, то в данном случае инвестировать можно только в те процессы и те ситуации деятельности, которые уже получили практическое развитие и в определенной степени показали свою жизненность.

Технологии, используемые консультантами, опираются, в частности, на групповые методы, что и было продемонстрировано г. RR при работе с носителями городских инициатив. Нашей задачей (совместно с аудиторией) было осуществление предварительной диагностики «живучести» проектов, их развитие в свете сформулированных совместно с аудиторией критериев общественной значимости проектов и объединение – проектов в программы ради более эффективного решения территориальных проблем, а носителей городских инициатив, администрацию города, руководство предприятий в территориальные партнерства, обладающие ресурсами для реализации таких программ.

В дальнейшем предполагается включение эту работу как новых носителей инициатив, так и тех, кого затрагивают инициативные проекты.

5) Программы развития территории, участие в которых может представлять интерес для Компании (исходные предложения)

Программы призваны объединить проекты, связанные общностью стратегических целей и организационной спецификой, причем одним из главных моментов этой специфики являются механизмы инвестирования проектов. В намеченных программах учитывались проекты, апробированные в ходе совместной коллективной работы консультантов и носителей городских инициатив (полученные к настоящему времени от инициативных групп проекты представлены в Приложении…). Кроме того, консультанты предлагают собственный проект, апробированный в их предшествующей деятельности и способный послужить основанием отдельной программе.

A) Информатизация как стержень социально значимых территориальных проектов

Вне современных информационных технологий не мыслимы ни современный бизнес, ни современное образование. В рамках городской администрации уже намечены к исполнению отдельные отраслевые информационные проекты: переход в средней школе от урочной системы к формам, основанным на работе с компьютером и в Интернете (управление народного образования), трансформация библиотеки в информационный центр (управление культуры), переход к компьютерным способам диагностики и задания индивидуальной программы оздоровления (управление здравоохранения). Параллельно общественная инициативная группа выдвигает коммерчески эффективный проект по созданию Телекоммуникационного Центра, который бы решал не только технические, но широкого спектра общественные задачи на территории – доступа к информационным ресурсам,, образовательных, коммунальных, систем «2B» (смотри Приложение …). Программная задача в этой связи состоит в объединении этих проектов, их ресурсов и прежде всего интеллектуального и организационного потенциала молодежных лидеров информационного движения в городе, в резкой интенсификации деятельности этого движения на базе тех возможностей, которые предоставляет Компания. (Форма инвестиционного и иного участия Компании в этой программе должна быть еще отработана.)

Реализация данной программы напрямую служит цели развития города как социального трамплина для тех, кто включается в это движение, делает город частью мирового сообщества.

В процессе групповой работы было найдено достаточно простое решение, которое может оказаться крайне перспективным в качестве элемента борьбы с наркоманией: размещение медицинских диагностических компьютеров в школе и, в дальнейшем, установка на них лечебно-профилактической компьютерной программы «Оздоровление», доработанной для самостоятельного использования школьниками (желательно в форме игры), послужит для ребят «зеркалом», благодаря которому можно контролировать собственное телесное и психическое благополучие. Перспективность этого решения в том, что вместо внешнего контроля со стороны взрослых появляется самоконтроль и контроль референтной группы сверстников.

B) Инвестиционная поддержка малого бизнеса, действующего в рамках социальных городских программ при участии городской администрации на примере формирования Центра семейного досуга

Администрация города готова передать одно из недостроенных зданий в центральной части города для формирования Центра семейного досуга. Есть группа относительно мелких предпринимателей, которые готовы вложить капиталы в коммерческую часть Центра, разместив в нем собственное дело. Помимо ограниченности собственных инвестиционных ресурсов их заботит риск объединения многих мелких капиталов в рамках единого проекта без наличия стратегического инвестора как гаранта успешности проекта и держателя стратегии формирования центра. Администрация, со своей стороны, готова включить его работу в свои отраслевые программы (молодежную, культурную, оздоровительную) и привлечь средства муниципального бюджета для того, чтобы сделать семейный досуг доступным и содержательным для широкого круга семей. При этом она готова быть держателем стратегии формирования и функционирования Центра и привлечь к его проектированию население.

Принципиально важно, что население получает доступ к специфическому ресурсу – проектированию своего досуга и начинает активную деятельность не после того, как Центр будет построен для него администрацией и коммерческими структурами, а на этапе появления исходных идей. Конкурсный механизм позволит оживить семейную досуговую деятельность в уже функционирующих городских учреждениях, сделав тем самым проект значимой точкой городского роста.

Компания, инвестируя определенную долю проекта, может выступить генеральным инвестором, предоставив администрации (или созданному Общественному Совету, в который войдет в том числе представитель Компании?) право на разработку и отслеживание стратегии развития Центра.

Механизм проектирования общественных учреждений с участием населения, администрации, малого бизнеса и генерального инвестора (в том числе решение вопросов собственности и управления для такого сложного объекта) может быть тиражирован как один из примеров партнерства бизнеса, населения и власти.

C) Инвестиционная поддержка формирования товарищества собственников жилья как элемента жилищной программы города

В городе разрушаются недостроенные жилые здания, и администрация согласна предоставить их формирующемуся коллективу, члены которого готовы вложить недостающие для завершения строительства средства и стать собственниками дома – создав кондоминиум. Как и в предыдущем случае с малым бизнесом, средств населения не хватает и инициаторы проекта предлагают найти решение, когда предприятия могут выступить кредиторами своих работников-членов кондоминиума – на условиях, выгодных для тех и других. (Право первой руки при выкупе квартиры члена кондоминиума предприятием-кредитором может быть одним из инструментов в программе ротации кадров в рамках предприятия.)

Как и в предыдущем случае, найденное удовлетворительное партнерство населения, администрации и бизнеса может выступить одной из моделей решения жилищной проблемы в городе.

D) Создание инвестиционного фонда по поддержке общественно значимых инновационных проектов, имеющих срок окупаемости до двух лет.

На обсуждение было вынесено много относительно небольших (стоимостью до … млн.$) инвестиционных проектов, каждый их которых несет несомненную ценность для города и кредит под который обладает высокой вероятностью возврата и прибыльности. Сюда в том числе относятся муниципальные проекты, реализация которых растягивается на 2-3 года в связи с «порционностью» выделяемых на них бюджетных средств – что резко снижает их эффективность. Кредитование (льготное, не современное банковское) проекта целиком при безусловной возвратности средств из бюджета в течение этих лет позволяет снять проблему. Предполагается наращиваться за счет относительно небольшого процента за кредит.

Для подобного кредитования возможно создание Компанией исходного Фонда под эгидой Общественного совета, в который войдут в том числе представители Компании. Для Компании создание такого фонда может быть альтернативой (более эффективным дополнением к) безвозмездному спонсорству, мало известному для населения города.

E) Создание подросткового бизнес-инкубатора и фонда по поддержке инициированных в нем проектов (проект, инициированный консультантами, смотри Приложение …)

Программа создания молодежного бизнес-инкубатора включает два базовых проекта. В первом среди старших школьников и выпускников школ проводится – при определенной консультационной поддержке – конкурс бизнес-проектов, победители которого получают право на инвестиции из специально созданного для этой цели Фонда. Реализация проектов также обеспечивается правовой, организационной и иной поддержкой созданных для этого (привлекаемых) служб, образующих бизнес-центр.

Во втором проекте происходит формирование бизнес-колледжа, слушателями которого являются руководители бизнес-проектов. Колледж дает законченное среднее образование для тех, кто его не завершил и первую ступень высшего образования (бакалавриат). Организация обучения имеет ту специфику, что ведущим процессом для слушателей остается их бизнес, а образовательные процессы оказываются сервисными.

Данный проект позволяет формировать молодежную бизнес-элиту и задает новую модель образования, которая непосредственно завязана на практику бизнеса и позволяет эффективно и быстро (не затягивая абстрактную подготовку на долгие годы) войти в эту практику.

Для Компании эта программа, тиражируемая на другие территории, может иметь не только имиджевый, но и прикладной характер.

Количество программ-направлений территориального развития остается открытым, и, скорее всего, появятся новые в ходе предпринимаемой акции.

Ряд предложенных к настоящему времени проектов не прошел в силу их «бумажного» характера, отсутствия за ними определенной практики, хотя общественная значимость их полноценного появления очевидна. К таким, в частности, относится проект, связанный с проблемами здоровья и организации платных услуг в системе городского здравоохранения. Возможно, что они смогут реанимироваться в ходе акции, инициированной Компанией.

Предварительная оценка суммарных инвестиционных ресурсов, запрашиваемых от Компании – …$ в год. Возвратность инвестиций, их гарантированность и возможная прибыльность должны быть просчитаны по каждому проекту отдельно.

… (Далее в отчете детализируются – по этапам, по срокам, по исполнителям, по финансам – предложенные программы)

ПРИЛОЖЕНИЕ II

К ПРОГРАММЕ ПРОИГРОВОГО СЕМИНАРА

«РОЛЬ МОЛОДЕЖИ В РАЗВИТИИ ГОРОДА TT»

Пояснительная записка консультантов

для организаторов семинара со стороны администрации города

1. Предварительные замечания.

1. Состав участников и условия их работы.

Крайне желательно, чтобы наряду с молодежным активом в семинаре приняли участие представители управленческих и предпринимательских кругов города (региона), которые являются лидерами мнений, движений, оргструктур и т.п. Очевидно, что только в союзе с ними, также заинтересованными в развитии города, молодежь может получить реальный доступ к механизмам (ресурсам) развития.