“Партнерства”
как технология программирования территориального развития: зарубежный опыт и
отечественные рубежи.
Б.В.
Сазонов
Как уже было сказано, я буду модернизировать этот опыт, кое-что оставляя без внимания, подчеркивая и переинтерпретируя значимые с точки зрения опыта ММК технологические приемы.
Партнерства рассматриваются главным образом в качестве вовлечения населения в деятельность по территориальному планированию и реализации соответствующих планов (заметим, что проблематика партнерства развертывается прежде всего на материале сельских поселений). Предполагается, что без активного участия местного населения не удается добиться устойчивого, т.е. поддерживающего стабильность развития сельских сообществ. Партнерства выступают высшей формой проявления гражданской энергии (Citizen Power) населения, которой предшествуют гражданский контроль и делегирование полномочий (демократии с ее выбираемыми органами власти). (Любопытно, что еще ниже выделяется класс взаимодействия с населением, который называется “разговариванием” (Tokenism), куда попадают консультирование, информирование и “успокаивание” населения.) Партнерства выращиваются, это прежде всего согласие на совместную деятельность, за которым следуют параллельно идущие инициация процессов взаимодействия и создание организационной структуры, обеспечивающей воспроизводство этих процессов. Я обращаю особое внимание на требование создания и постоянного развития такой организации, ибо появление устойчивых и так или иначе формализуемых механизмов партнерства невозможно без закрепления процессов в определенной постоянно действующей организационной структуре.
Лидером построения партнерств выступают преследующие эти цели общественные организации (public organizations) типа SPARC, которые вовлекают в свою деятельность местную и выше стоящую администрацию, коммерческие и некоммерческие предприятия, исследователей, активистов и используют их организационные, финансовые, интеллектуальные ресурсы.
Фактически, речь идет о создании двухуровневой системы, в которой первоначально появляется верхний, управляющий уровень, в который попадают лидирующая общественная организация и втянутые ею перечисленные выше участники. Этот уровень оформляется как первая партнерская организационная структура. Одна из важнейших функций этой структуры - способствовать появлению выращенных при участии населения местных инициатив, ждать их и уметь использовать в контексте программирования местного территориального развития. Результирующая объемлющая структура является развитием исходной, при этом на первый план выходят механизмы всеобщего участия. Важно, что в объемлющей структуре местное население – так или иначе соорганизованное - оказывается равноправным участником процессов управления. Управление превращается в самоуправление, причем не в его ущербной форме демократии делегирования полномочий, а в форме прямого участия населения.
До того как начнется формирование объемлющей структуры начальный верхний управленческий уровень проводит определенные исследования локальной территории и развивает исходные концептуально-стратегические представления о возможных направлениях ее развития.
Втягивание населения в партнерство, или иначе, в равноправное участие в процессах программирования территориального развития, начинается, насколько можно понять из текста статьи, как с информирования населения о проведенных исследованиях и принятых стратегиях, так и с базисного формирования представлений населения о территориальных проблемах и, далее, о стратегических планах решения этих проблем и развития территории. В статье специально не рассматривается, каким образом согласовываются эти две линии проблематизации и стратегического планирования. Хотя проскальзывает определенная “народническая” идеология, которая заключается в том, что формулируемые населением предложения и расставленные им приоритеты являются для организаторов “объективной” реальностью, которой надо следовать в последующей деятельности. Ниже, в анализе собственного опыта, я вернусь к этой проблеме.
Важнейшим технологически отработанным этапом работы с населением является формирование системы “показателей” территориального развития. Показатели вначале определяются параметрически, т.е. в анкетном или ином опросе населения выделяются, суммируются и ранжируются стороны интересующей сферы местной жизнедеятельности. Затем определяются аналитические (фиксирующие наличное состояние) и целевые (идеальные, желаемые) количественные или какие-то иные, функционально эквивалентные им значения этих параметров. В данной процедуре решается несколько задач: определяется общее пространство интересов населения так как оно их видит, фактически происходит проблематизация ситуации благодаря обнаружению расхождения между наличными и желаемыми показателями, создается основание для разработки простых и очевидны планов деятельности населения. (Эту процедуру можно сравнить с тотальным нормативным планированием в советской экономике, которое подвергалось заслуженной критике. В противовес советскому опыту в данном случае показатели не носят универсального характера, а задаются ad hoc, имеют не столько нормативный, сколько ориентирующий характер, служат – как в момент своего создания, так и на последующих этапах - организационными реперами для тех, кто хочет сорганизоваться.)
Конечно, можно сказать что эта процедура по отношению ко всем решаемым задачам носит упрощенный характер, поскольку внешняя феноменология жизни скорее демонстрирует топики общественного сознания нежели вскрывает глубинные социальные процессы, а расхождение показателей еще не есть проблема. Наука, вроде бы, делает это лучше. Это верно, но все же главная цель описываемой технологии, как мне представляется, это вывести население из внешнего положения по отношению к процессам управления территориальным развитием. Важно не качество данных показателей, а сам факт их существования как организующих совместную деятельность реперов. Наука в этом взаимодействии может выступить в качестве одного из желательных партнеров.
Следующим этапом является определение и оценка ресурсов, необходимых для достижения системы желаемых показателей и разработка планов совместной деятельности. Д. Эсби не останавливается на этом отдельно, но очевидно что здесь также решается совокупность сложных задач. Прежде всего, происходит определенная формализация и организационное закрепление результатов процессов партнерской деятельности, в которых важная роль принадлежит населению. Оно действительно становится равноправным участником процессов территориального управления, ибо без доступа к ресурсам все разговоры о том, что население становится территориальным субъектом (об этой проблеме ниже) являются болтовней. Кроме того, само население создает себя в качестве уникального и высоко эффективного ресурса – по принуждению никакая власть этого сделать не в состоянии. Тем самым наглядно демонстрируется важнейший принцип деятельности: ресурс не есть нечто естественное, что можно только присвоить и распределить, но он постоянно создается самой деятельностью и в этом смысле не исчерпаем. Задача, следовательно, не сводится к распределению ранее созданных ресурсов, а предполагает порождение новых, и в этом отношении такая форма деятельности как партнерства являются уникальным инструментом.
Я не буду останавливаться на дальнейших достаточно стандартных и очевидных по функции этапах деятельности партнерств, таких как закрепление планов за группами, отчетность групп, информирование всего населения о деятельности партнерств, мониторинг различных процессов. Ибо в первую очередь в британском опыте меня интересовали те технологические приемы, которые позволяют, как мне кажется, решить ряд проблем в организации коллективной мыследеятельности и в проведении ОДИ – того, что развивалось ММК. Далее я обращусь к этому опыту с позиции британских достижений.
Опыт ММК в
организации коллективной деятельности
В Московском методологическом кружке, возникшем как логический, коллективная организация мышления и деятельности была той отличительной чертой без которой нельзя понять его почти полувековую историю. При решении тех или иных логических, а далее задач, относящихся к области методологии деятельности главным предметом кружковой коммуникации (организатором которой и жестким куратором был бессменный лидер Г.П. Щедровицкий) становились мыслительные средства постановки и решения задачи. Принципиальным моментом было то, что мыслительные средства рассматривались не абстрактно, но как принадлежащие той или иной позиции в деятельности, в том числе в наличных ситуациях деятельности. (Именно обращение к этим позициям позволило мне выше говорить о том, что в кружке имела место коллективная организация мышления и деятельности, или иначе – коллективная мыследеятельность. Суть работы кружка с этой точки зрения есть не что иное как организация связки коммуникации, мышления и деятельности.) Вначале это была деятельность в сфере мышления (исследователя-ученого, методолога, проблематизатора, “рефлексуна” и тому подобные, которые множились в процессе обсуждения по мере сдвижек по его предметным содержаниям). В дальнейшем это могли быть позиции программистов деятельности, проектировщиков, критиков (подобные позиции характеризовались как принадлежащие к различным типам деятельности или типодеятельностные) и самые разные иные, вытекающие из смысла осуществляемой деятельности. (Я не буду вдаваться в проблему отношения понятий позиция и социальная роль, развитого в социологии и социальной психологии. Отмечу лишь что первое схватывает отношения и в устойчивых воспроизводимых структурах деятельности и в порожденных в данный момент ситуациях деятельности, позволяет говорить, например, о такой экзотике для социологии и психологии как ценностные позиции человека.)
Поскольку в данной статье нас интересует не история кружка, а его результаты, относящиеся к организации коллективной деятельности, то я обращаюсь к важному с этой точки зрения последнему периоду жизни кружка, связанному с проведением Организационно-деятельностных игр (смотри [2, 3]). Их принципиальное отличие от чисто кружковой работы состояло в том что если в первом случае коллективно мыслили и действовали профессионально подготовленные члены кружка, то во втором случае это делали все участники игры, проходя соответствующую школу в течение 5-7-10 дней игрового периода. Отмечу, что значительная часть игр была посвящена тематике территориального развития.
Игра имеет свой управленческий слой, куда попадают методологи (по профессии и по позиции в игре) и игротехники групповой работы, на плечи которых ложится основная работа по выявлению (часто – выращиванию) позиций участников игры и отработке с ними – по мере возможности – мыслительных средств. Он также подготавливает, осуществляя аналитику предигровых ситуаций, сценирование игры в более широком внеигровом контексте, разработку программы игры. По мере включения других участников в процесс игры они также получают доступ в управленческий слой, а игра приобретает характер самоуправления (сравни с самоуправлением в партнерстве).
Одним из главных результатов игр является построение развернутых ситуативных понятийно-онтологических схем и моделей. В них участники игры, исходя из своих позиций, осмысляют различные ситуации деятельности, в том числе те, которые складываются на самой игре (деятельность “здесь и теперь” является важнейшей подлинной реальностью, на которой отрабатываются как позиционность, так и мышление), раскрывают видение проблем, строят решения в виде предложений, постановок задач для себя самих, собственных проектов и программ.
Другим важнейшим результатом игры является то, что происходит с ее участниками и что может быть связано с понятием субъекта деятельности и субъективации. Проблема, которая за этим лежит, далеко выходит за рамки игры и является ключевой для организации любой деятельности. Она наглядно демонстрируется на материале территориальной деятельности. Суть ее в том, что мало проживать на некоторой территории – быть населением или базироваться на ней в качестве какой-то организационной структуры. Вопрос в том, каким образом житель или организация относится к своей территории, точнее, что значит быть этой территорией своей и быть своим для данной территории. Можно иметь чисто потребительское отношение и рассматривать ее в качестве орудия решения других задач. Так могут поступать отдельные люди, коммерческие компании и даже государства: советская власть рассматривала Россию – ее людей, недра, геополитическое положение в качестве инструмента решения идеологических задач, как плацдарм для коммунистического завоевания мира. Тоталитарное и патерналистское советское государство было единственным субъектом, тогда как все остальные были его слугами, исполнителями планов, объектами попечения и воспитания. Игра позволяет совершить прорыв в субъектность как, пожалуй, никакая другая “оперативная” технология организации деятельности. Мы уже говорили об отличии позиций и социальных ролей. Теперь можно понять основное отличие. Понятие “социальная роль” в принципе описывает деятельность несубъектным образом, фиксируя определенное функциональное место в той или иной социальной структуре, рассматривая его как нормативный элемент в структуре, трактуя его машинообразно. Игра требует от участников позиционного самоопределения, т.е. выделения и построения тех или иных ситуаций как своих собственных, которые можно и нужно перестраивать в свете собственных оценок, целей, ценностей. И такое самоопределение всегда есть выход за стандартную социальную роль. Появление множественности позиций в игре по-новому ставит задачу коммуникации между участниками и нахождения совместного решения сформулированных ими проблем совместной деятельности, поскольку формальная согласованность социальных ролей в социальных структурах не срабатывает. Реальное продвижение в данной ситуации происходит благодаря как позиционно-личностному развитию участников в установке на совместную деятельность, так и содержательной переинтерпретации наличной ситуации.
В целом ОДИ являются одной из форм программирования, которое является одновременно оппозицией и дополнением к проектировочному типу деятельности. Проектирование нацелено на построение образа будущего объекта и, в своих лучших образцах, описывает пути построения такого объекта или, иначе, трансформации настоящего объекта в будущий. Финалистское по сути дела проектирование способно стать перманентным за счет того что образ объекта представлен в функциональных характеристиках, которые материализуются по-разному в разных пространственных и временных условиях, а также в зависимости от конкретных целей и ценностных представлений участников проектной деятельности (смотри [4]). Но в любом случае ведущим остается организация проектной деятельности вокруг определенного объекта-реальности и сводится к построению объекта-конструкции (мыслительной конструкции). Для программирования стержнем является сорганизация субъектов деятельности в общем пространстве деятельности, что выступает в качестве перманентного процесса программирования. Единицей процесса программирования является проблематизация ситуации совместной деятельности, прорисовка общего пространства деятельности, выраженного в том числе в конструкции объекта совместной деятельности и субъективация участников, т.е. выход их в рефлексивно-управленческую позицию, доступ к ресурсам данного пространства, становление самодеятельности, самоорганизации и самоуправления. В ходе процесса программирования – перманентного по своей сути - трансформируются первоначально образованные области практической деятельности (объекты-реальности), перепроблематизируются ситуации деятельности, формируются различные новые объекты-конструкции, в том числе представленные в виде проектов, обновляется состав участников-субъектов процессов программирования и происходит их развитие. Легко заметить, что все эти характеристики так или иначе присутствуют в ОДИ.
И все же при всех своих достоинствах игра имеет тот кардинальный недостаток что ее результаты растворяются по завершении. Главным образом это относиться именно к субъективации. Она создается в игре и сохраняется немногим более, чем длится игра. А, следовательно, теряют значение и результаты содержательного продвижения, в частности, созданные на игре проекты, не воспроизводятся вне игры коллективные мыслительные процессы, которые участникам рассматриваются как правило в качестве важнейшего и выдающегося итога.
Выше мы говорили о проблемах субъектов территориальной деятельности. В играх по территориальной тематике мы, казалось бы, “выращивали” таких субъектов, налаживали эффективную мыслительную коммуникацию между ними и получали интересные решения территориальных проблем. Однако по окончанию игры следы всего этого быстро исчезали, и воспроизводство подобных результатов требовало проведения новых игр. Игра оказывалась своеобразным наркотиком, подобно многим современным психотерапевтическим тренингам.
Совместимость британского и российского опытов
Мне кажется, что эти две линии организации коллективной деятельности во многом близки и более того, могут эффективно дополнить друг друга.
Прежде всего относительно субъективации. Представляется, что “партнерства” есть не что иное как выход за привычные социальные роли для всех участников – как жителей, так и администрации и различных коммерческих и общественных территориальных структур. Это всегда личностный шаг навстречу друг друга, всегда коммуникация и появление нового содержания совместной деятельности, появление субъектов в пространстве территориальной деятельности (термин “субъект” здесь вполне уместен по отношению к партнерам), всегда процесс развития как личностных позиций (и этот термин вполне применим к партнерам), так и содержания совместной деятельности. Партнерства для меня с этой точки зрения выступают в качестве эффективной формы выращивания территориальных субъектов.
Принципиально важным в процессах появления и устойчивого воспроизводства новоявленных территориальных субъектов является с моей точки зрения следующее. В отличие от методологического управленческого слоя в игре, который исчезает вместе с нею, в британском опыте на территории прежде всего формируется стационарная организационно-управленческая структура, исходное партнерство, которое: ожидает результатов партнерской деятельности со стороны населения, способно ассимилировать результаты такого партнерства, и, обладая реальными ресурсами, втягивает в себя население и других возможных партнеров, открывает им доступ к ресурсам, развивает тем самым подлинное территориальное самоуправление. В этом британские исследователи и общественные деятели значительно продвинули социальную технологию создания территориальных субъектов. Конечно, я рисую идеализированную картину, и на практике далеко не всегда такая организационно-управленческая структура сама является подлинным партнерством, а следовательно способна породить более широкое партнерство с участием населения. Возможно, что игровая практика одномоментной, но очень результативной субъективации участников может оказаться полезной в преодолении таких трудностей.
Со своей стороны сильной стороной российского опыта является его мыслительная составляющая, напрямую увязанная с позиционностью участников и развитием этой позиционности. Понимание того, что мышление участников и содержательное видение общей ситуации зависят от их позиций, организация мыслительной коммуникации в ходе которой происходит развитие позиций и развитие общего содержания, фиксация результатов коллективного мышления в развернутых понятийных схемах и моделях, которые, с одной стороны, описывают ситуации сложившейся деятельности, а с другой выступают в качестве программ развития этих ситуаций – все это может оказаться значимым для британского опыта в разрешении его собственных проблем на пути построения территориальных партнерств.
1. Ориентиры культурной политики. \\ Отв. Редактор и составитель О.Г. Севан. М., 1999.
2. Щедровицкий Г.П., Котельников С.И. Организационно-деятельностная игра как новая форма организации и метод развития коллективной мыследеятельности. \\ Нововведения в организации. ВНИИСИ, М., 1983.
3. Баранов П.В., Сазонов Б.В. \\ Игровая форма развития коммуникации, мышления, деятельности. Второе изд., МНИИПУ, М., 1989.
4. Сазонов Б.В. Перманентное проектирование на базе системных категорий. \\ Системные исследования. Ежегодник. М., 1982.